Телевизор было страшно включать —
казалось, мир сошёл с ума, ну, по крайней мере, та его часть, что
окружала Санкт-Петербург. Федеральные телеканалы все как один
рассказывали об интервенции финнов и эстонцев, которые под
предлогом помощи братьям-эльфам ввели своих боевых магов и войска
не только на территорию Санкт-Петербургской области, но ещё и в
Псковскую область, и в Карелию.
Но если эстонцы действительно
отправили воевать лишь своих эльфов, то финны в Карелию пришли все
— и эльфы, и люди, и орки. Стало понятно, что помощь Петербургу в
Финляндии мало кого интересует. Наши северо-западные соседи решили
реализовать свой давно вынашиваемый план построения Великой
Финляндии, частью которой, по их мнению, являлась и Карелия.
Ещё федеральные новостные каналы
сообщали о том, что в Петербурге зреет недовольство среди эльфов —
часть их была разочарована политикой Жилинского, не всем по душе
пришлась его идея подключить другие страны к внутреннему
российскому конфликту. И ещё Новгород открыто обвинял Жилинского в
убийстве моего отца.
В Петербурге все средства массовой
информации трубили лишь об одном: что московские орки нарушили
перемирие и пришли на помощь федералам и что русские эльфы были
вынуждены обратиться за помощью к братьям-эльфам из других стран.
Разумеется, об оккупации финнами Карелии и эстонцами Псковской
области в Петербурге умалчивали.
Все эти новости очень давили
психологически, от ощущения неопределённости усиливалось чувство
тревожности. Как всё началось с гибели отца, так и нарастало словно
снежный ком. Я не думал, что так тяжело буду переживать потерю
отца, всё же мы были с ним не близки, но это оказалось большим
ударом для меня. И ещё было ужасно обидно, что отец погиб буквально
через несколько часов после того, как сказал, что гордится мной. И
я был уверен, что он в тот момент не лицемерил.
Но отец хотя бы это сказал, и я это
услышал — и теперь в моей памяти он остался именно таким,
гордящимся мной, а не выгоняющим меня из дома. Мне кажется, он не
раз пожалел, о том, что всё в наших отношениях сложилось так. И я
давно его простил. И наверное, мать простил. Не простил лишь деда.
И не собирался прощать никогда.
Но как бы я ни горевал по отцу,
вернуть его я уже не мог. А вот спасать мать и Андрея с Машей нужно
было как можно скорее. Мысли об этом не выходили у меня из головы.
Вряд ли Жилинский планировал убивать моих родных, иначе он не
признался бы, что они у него. Скорее всего, он рассчитывал
использовать их в качестве заложников. Но как долго? И что он
собирался делать с ними после того, как они перестанут быть ему
полезны? Отпустит? Или предпочтёт ликвидировать как ненужных
свидетелей?
