Капля крови падает на асфальт.
Из моего разбитого носа.
Я стою на четвереньках, опираясь
мелкими ручонками на тротуар. Челюсть и нос болят, в голове муть.
Рёбра тоже болят. А фоном слышится издевательский смех.
Ловлю рёбрами очередной пинок.
Не удержавшись, заваливаюсь набок.
Вижу зелень, фигуры людей, невысокое серое здание, кусок голубого
неба с ползущими по нему облаками...
Меня накрывает болью.
Перед глазами всё плывёт, голова
раскалывается, перспектива искажена. Этот кошмар ни с чем не
спутаешь — я встраиваюсь в чужое тело.
Интегрируюсь.
Боги и демоны!
Гадство!
Как же мне плохо...
— Смотрите, как его плющит.
— Вот придурок.
— Сильно ты его приложил.
Время растягивается, оно больше не
имеет смысла. Что-то выламывается из схемы. Обычно я перерождаюсь
«с нуля», врастая в младенцев. Учусь сидеть, ходить, разговаривать.
Сейчас, как мне кажется, я старше. Спину выгибает дугой, пальцы
скребут шероховатую поверхность, сжимают чей-то ботинок.
— Эй! Совсем офонарел?
Ногу вырывают.
— Откинется, — предполагает
кто-то.
— Срать на него, — раздаётся
насмешливый юношеский голос. — Это же грязь безродная.
Мне никогда не доводилось сразу
пробуждаться... в таком. Всякая была жесть, но не сразу же? И эта
непрерывная пульсация... Сводит с ума... Приводит в ярость...
Хочется сбросить это тело, я не готов... Почему я здесь
вообще...
Отпустило.
Я весь вспотел, измазался в
собственной крови. Левый глаз заплывает — значит, и туда прилетело.
Что это вообще за уроды? Дети какие-то. Нет, подростки. И форма на
них... Школьники? Лет по четырнадцать. Ну, пятнадцать. Четверо.
Окружили со всех сторон, но сейчас немного отодвинулись, наблюдают.
Лица холёные, глаза жёсткие. Колючие, я бы сказал. Такие глаза
обычно у интернатовцев.
— Живой, — сказал темноволосый
паренёк с аккуратной классической стрижкой. — Притворялся.
— Нас не проведёшь, Грязнюк, —
добавил второй. Ему бы похудеть маленько, а не пасть открывать.
Форма обтягивает жирную тушу настолько плотно, что даже сиськи под
пиджаком очерчиваются.
Третий заржал.
Я расценил его как мелкого
крысёныша. Шестёрку, выслуживающуюся перед крутыми ребятами.
Четвёртый — вот кто был
по-настоящему опасен. Держался чуть поодаль, сунув руки в карманы
брюк. Выглядел подчёркнуто небрежным. Седая чёлка падает на глаза,
но виски аккуратные, под единичку. Это стиль такой.