Больно.
Мои ладони — сплошной очаг боли. С
ногами тоже не всё в порядке — они к чему-то привязаны и согнуты в
коленях. Плечи выворачивает нагрузкой, голова упала на грудь. Из-за
спутавшихся волос я толком ничего не вижу, но постепенно зрение
фокусируется.
Я нахожусь в грязном переулке.
Голая спина ощущает шероховатость
древесины, кисти рук горят в огне. Я приколочен гвоздями к кресту,
а передо мной стоят мучители.
Их трое.
Качок в спортивном костюме со
строительным пистолетом в руках. Жирдяй, закинувший на плечо
увесистую дубину. И низкорослый крепыш в кепке, поигрывающий ножом
с выкидным лезвием.
Стоп, откуда слова такие: «качок»,
«спортивный костюм», «строительный пистолет»? Дубина, кстати,
именуется «бейсбольной битой». И эта хрень утыкана острыми
гвоздями. Я уж молчу про то, что дома слишком высокие для Валдорры.
Этажей тридцать, не меньше. В большинстве известных мне городов
даже крепостные стены попроще. И вот эти жестяные кубы справа
нестерпимо воняют. Память подсказывает, что называются подобные
штуки мусорными контейнерами и служат для временного хранения
всяческих отходов.
Так, а это Валдорра?
Не важно.
Потом разберусь.
Надо выбираться из этого дерьма.
— Очухался, — прогудел качок и
неприятно ухмыльнулся. — Я уж думал, ты обосрался от страха. И
откинулся раньше времени.
Игнорировать боль.
Отребье не понимает, с кем
разговаривает. По всей видимости, мной занялись разбойники, и они
хотят выкупа. Одеты странно, ничего не скажешь. Оружие... хрень, а
не оружие. Вот кому, скажите на милость, придет в голову стрелять
гвоздями, а не арбалетными болтами? И что можно сделать этим
ножичком, если против тебя выступит закованный в броню
меченосец?
Губы растрескались.
Из хороших новостей: мои ноги еще не
прибиты к вертикальной стойке. А плохая новость в том, что вожак
банды примеряется к моим ступням. Действовать нужно сейчас, пока я
не приколочен окончательно.
— Глупцы, — хриплю я. Голос какой-то
детский, несерьезный. — Вы уже мертвы.
— Что он там бормочет? — щурится
жирдяй.
Мускулистый парень делает шаг
вперед. На вид ему около девятнадцати, совсем молокосос. Убивать
жалко, но придется. Впрочем, вру. Не жалко.
— Бредит малыш, — качок делает шаг
вперед, поднимает свободную руку и тычет пальцем в мою ладонь.
Прямо в рану, чтоб его. Подносит указательный палец ко рту,
слизывает кровь. — В прошлый раз ты зашел в наш район, придурок, и
не проявил должного уважения. Был поставлен на счетчик. Так,
парни?