— С «пятачка» забрать и отвезти домой слепого. Последний заказ в
этом году.
— Слепой — в парке, один, среди ночи? Шикарно. Вчера показывали
фильм про маньяков…
— Не морочь голову, — перебил Эдика голос из рации. — Это
постоянный клиент, по пятым пятницам мы отвозим его на «пятачок» к
нолю часов и забираем в ночь на субботу.
— Для справки: в месяце четыре недели.
— Четыре с хвостиком, поэтому несколько раз в год появляется еще
одна пятница, она выпадает на двадцать девятое, тридцатое или
тридцать первое. Отказываешься ехать к «маньяку»?
— Заказ принял.
«Пятачком» в городе называли площадку на входе в парк имени
Пятидесятипятилетия ВЛКСМ. Эдик выкрутил руль влево, машина
развернулась поперек присыпанной снегом сплошной полосы: разметка
не видна, гаишники не придерутся. И какие в такое время гаишники?
Другое дело — к утру, когда с гулянок потянутся домой подвыпившие
сограждане…
«Последний заказ в этом году», как сказал диспетчер. Еще бы, до
Нового года осталось десять минут. А настроение совсем не
праздничное, несмотря на круговерть огней, людей и красок. Еще один
год прошел зря. Каждая новая купюра в кармане шуршит: «Ну что? Стал
счастливее?» На борту снаружи написано: «Такси Деда Мороза,
привозим счастье». Хозяевам бизнеса и чуть-чуть водителю — да, если
мерить счастье деньгами. Деньги не главное? А что главное? Покажите
счастливца без денег, посмеемся вместе.
По случаю праздника такси украсили надписями и мишурой,
водителям раздали колпаки а-ля Санта Клаус. Дескать, дарим радость
— позволяем попасть в нужное место в часы, когда люстры, вспоминая
былое, с испугом косятся на шампанское. А то, что условия, на
которых люди оплачивают праздничную услугу, напоминают грабеж — это
издержки производства, отрыжка рыночных отношений.
Улицы пустели на глазах. Заиндевевший клиент выглядел горкой
снега на занесенной скамье, перемигивание гирлянд окрашивало его в
разные цвета, тросточка превратилась в белый посох.
— Оленью упряжку заказывали? — В распахнутую дверь машины
ворвались клубы колючего тумана.
Слепой не двинулся с места.
— Полночь? — Незрячие глаза глядели вдаль.
Шапка-ушанка и брови мужчины пушисто искрились, пуховик задубел
и покрылся ледяной коркой. Давненько сидит.
Слепцы у Эдика ассоциировались со стариками, что не вязалось с
увиденным: сложив руки на коленях, скамью понуро занимал молодой
мужчина, лицо выглядело почти юным, впечатление портили несколько
шрамов и мертвенная неподвижность взгляда.
