Мышастый ганноверский жеребец нервно
перебрал передними ногами и заржал. Идущий впереди пехотинец в
замызганном белом мундире с зелёными обшлагами и вставками на
груди, и в кивере, укрытом от пыли парусиновым чехлом, шарахнулся в
сторону, выругавшись с сильным голландским акцентом. На его ранце,
поверх свёрнутой в скатку шинели, была пристроена наполовину
ощипанная курица.
д'Эрваль, лейтенант Пятого гусарского
полка, легонько хлопнул жеребца межу ушей сложенным вдвое поводом –
тот недовольно фыркнул, мотнул башкой, но дурить перестал. Коню,
как и хозяину, не нравился этот город – не нравились неровные
булыжники под копытами, не нравилась чахлая пыльная зелень в
палисадниках, незнакомый облик деревянных домов и церквей с
опостылевшими за это лето маковками, напоминающими луковицы. А ещё
– пыль, теснота на улицах, неумолчный гомон и колышущаяся перед
конской мордой щетина штыков, о которые того и гляди, поранишь
нежный мягкий, замшевый нос.
Великая Армия идёт через Москву. Нет,
не идёт – ползёт, течёт, подобно вязкому грязевому потоку,
подхватившему на своём пути массу разнообразного пёстрого хлама.
Кого здесь только нет, какой только язык не звучит на улицах
древней азиатской столицы – французский, голландский, польский,
итальянский, немецкий с его десятком непохожих одно на другое
наречий. Испанцы – и те найдутся, если хорошенько поискать…
- Никак, Жанно, дружище? Чертовски
рад видеть тебя живым и невредимым!
Знакомый голос вывел д'Эрваля из
раздумий. Он обернулся – окликнувший его сержант в мундире
гвардейского гренадера, торопился навстречу, расталкивая идущих
впереди голландских стрелков. Сержант широко улыбался, заранее
раскинув для дружеских объятий лапищи, причём в правой руке он
сжимал бутыль из тёмного стекла, в которой что-то соблазнительно
плескалось. Физиономия лучилась неподдельной радостью по случаю
встречи со старым знакомцем.
- Адрио, ты ли это? – отозвался
лейтенант, приняв вправо, к стене дома. – Так и знал, что не
сегодня-завтра тебя встречу!
Он ловко спрыгнул с коня и сунул
повод вместе с медной монеткой в пять су набежавшему мальчишке.
Судя по синей с красной тесьмой фуражной шапке-бонэ и курточке,
перешитой из солдатского сюртука - сыну полкового маркитанта.
– Вижу, на этот раз ни пули, ни
палаши тебя не тронули – сказал он. - Не то, что тогда, при
Эслинге?
