Слухи разлетелись по Бьюнилирину со
скоростью урагана: «Дочь одного из верховных лордов мертва»,
«Бесчисленная армия орков вторглась на земли Эльфхейма», «Любимый
всеми принц Никаниэль в одиночку сдерживал вторжение вражеских сил
и ему срочно нужна помощь жрецов», «Астрологи провозгласили неделю
зайца. Зайчатина в магазинах подорожала вдвое» – как и положено
слухам, далеко не все из них были правдой. Но у порога Храма Света
карету принца встречала уже целая толпа.
Второе после дворца по величию здание
столицы – Храм поражал своим великолепием. Построенный дварфами во
времена, когда все расы жили в мире, он был выдержан в традиционном
эльфийском стиле гармонии с природой.
Основой стал исполинский миллоран.
Прямо в его стволе искусные бородачи создали залы, комнаты и
переходы, к которым снаружи пристроили стены из белого мрамора.
Воздушность храму придавало множество резных колонн, изящных арок и
тонких шпилей, гармонично сочетавшихся с молодыми побегами
эльфийского дерева. Дивные редкие цветы, росшие повсюду, дополняли
эту прекрасную картину.
Крыши каждого элемента из
полупрозрачного горного хрусталя позволяли солнцу освещать
внутренние помещения. Если у того, конечно, получалось пробиться
сквозь разросшуюся за тысячелетия крону исполина.
Стоило принцу выйти из кареты, как
еще недавно галдящая толпа тут же в изумлении смолкла. Не спавший
несколько дней, покрытый так и не смытой кровью врагов, с
израненными ушами, он выглядел как живой мертвец из детских
страшилок.
Но больше всего удивлял его взгляд.
Вместо обычного, вечно смеющегося выражения лица жители столицы
наблюдали холодный, сосредоточенный взор, полный решимости идти до
конца и любой ценой вернуть возлюбленную к жизни.
Не позволив никому помогать, в полной
тишине Никаниэль сам нес тело Элельен вверх по лестнице. И с каждой
ступенькой его шаг замедлялся. Не потому что он устал, хотя и это
было правдой, – эльфийский принц боялся.
Боялся, что опоздал.
Боялся, что она навсегда останется
такой как сейчас – холодной и безжизненной. Как прекрасная статуя,
вышедшая из-под руки мастера, но неспособная ответить взаимностью
своему создателю.
Боялся, что даже сами боги уже не
смогут вернуть любовь всей его жизни, и ее жизнерадостный смех
больше никогда не отразится веселым эхом в пустых коридорах
дворца.