Над рекой стоял зеленый туман. Солнце садилось, малиновым огнем ложась на воду, растекаясь по ней ярким свечением, подкрашивая мутную дымку тумана розовым. От земли шел теплый пар. Густые заросли шиповника на высоком берегу покрылись нежной, по-весеннему свежей листвой.
– Дышит земля. Запах какой… Чувствуешь?
Артур согласно кивнул. Теплый вечерний воздух был полон горьким ароматом первоцвета и сырой травы. С реки тянуло прохладой. Иван зябко поежился. Весеннее солнце не согревало его.
– Выпьем?
– Давай.
Водку закусывали солеными огурчиками, салом, печеной картошкой. Крупно нарезанная домашняя колбаса пахла дымом и чесноком, напоминая Артуру студенческие походы с палатками, легким смехом, беззаботностью юности, закопченными котелками у огромных костров, гитарами и бесконечными спорами, которые стихийно начинались и никогда ничем не заканчивались…
Кроме неподъемных рюкзаков они таскали с собой этюдники, краски, кисти. «Ловили настроение», какие-то лирические пейзажи, необыкновенную, дикую красоту выветренных скал, ярких пятен листвы, цветов.
С тех пор, начиная чувствовать тяжесть застоя, когда кисть становилась неповоротливой, а краски ложились трудно и нерадостно, Артур надолго уезжал в какое-нибудь тихое место, в лес, на реку или в Крым. Крымская весна пахла морскими ветрами, солью, горячей листвой и мимозами. Она возбуждала, вызывала болезненную остроту и взволнованность, смятение чувств. Иногда не хватало именно этого. Но сейчас Артуру хотелось чего-то другого. Покоя. Свободного и легкого дыхания, приятной лени. Умиротворения. Согласия с самим собой и с чем-то непонятным в себе. Он искал новых ощущений, оттенков и переживаний, новых мотивов, зыбких, как речной туман, как полет вечернего облачка на горизонте…
Иван смотрел на реку, на малиновую воду. Сегодня он был странно молчалив. Артур с трудом поймал его взгляд. Дядя Ваня любит поговорить, да только никто ему давно не верит. Кроме Артура. Дед Илья, старый лесник, у которого привык останавливаться художник, не перестает удивляться, как это городской, «по всему видать ученый и приличный человек», может часами слушать «ахинею», которую дядя Ваня выдает безостановочно и с неиссякаемым энтузиазмом. Однако столичный художник Ивана не обрывал, не смеялся над ним, и слушал всегда с неподдельным интересом.
