Я не помнил, как попал сюда.
За окном с выбитыми стёклами было темно и накрапывал дождь. А в
помещении холодно и только тлеющий огарок свечи давал немного
света. Я не узнавал это место.
Голова раскалывалась, как от похмелья. И также, как при яром
употреблении спиртного, я тоже не мог вспомнить, что было накануне,
как бы не силился. Но других сопутствующих похмелью симптомов:
тошноты, жажды, перегара — не было. А значит, со мной происходило
что-то другое. Вот только что?
С трудом я поднялся с пахнущего сырым сеном тюфяка. Перед
глазами поплыл туман, внезапно накатила какая-то необъяснимая
паника. Она появилась не сразу, а подкралась тихо и незаметно, и
также постепенно навалилась все усиливаясь и усиливаясь. Все
ощущения какие-то странные, непонятные. Словно бы что-то произошло,
что-то страшное, ужасающее и непоправимое — выжигающее изнутри до
пустоты.
Я упал обратно, закрыл глаза, попытался успокоиться.
Вдох-выдох.
Вдох-выдох.
Медленно и спокойно.
Сердцебиение выровнялось, паника постепенно начала отступать. Но
тревожно чувство никак не хотело покидать меня.
Когда я сумел немного успокоиться, снова открыл глаза.
Осмотрелся — старая хижина. Я поспешил на улицу, невыносимо
захотелось глотнуть свежего воздуха. И только на улице я понял, что
это бывшая стоянка ромальского табора, а хижина, в которой я
очнулся та самая, в которой испустила дух бабка Фрайда. Что я здесь
делаю? Как я сюда попал?
Мне нужно было домой.
Я шёл домой, казалось, шёл целую вечность. Дождь усилия, но я не
обращал внимания. Я пытался вспомнить.
Разум пытался отыскать объяснение происходящему. Первое что
пришло в голову, волк снова отобрал у меня контроль. Запоздало
понял, что не оборачивался волком, и он не похищал моё сознание.
Одежда на мне была цела. Но я хоть убей, не помнил, как надевал эту
одежду и когда я это делал.
С каждым шагом тревога усиливалась, заставляла ускорять шаг. А
пустота внутри разрасталась всё больше и больше. И единственная
мысль, которая билась в голове в такт учащённого сердцебиения —
что-то случилось.
Болело плечо, болело всё тело, но я не мог вспомнить почему. И
это почему-то казалось не таким важным, как та тревога, не
покидающая меня ни на миг.
Дождь усиливался ещё и ещё, и когда я, наконец, вышел к тропе,
что вела к Вороновому Гнезду, он уже во всю мощь хлестал по спине,
плечам, лицу, которое я не прятал, а, наоборот, подставлял под
холодные струи — так, казалось, мне становилось легче, а головная
боль отступает. Ноги увязали в грязи, скользили по размывшейся
тропе, и как бы я ни хотел идти быстрее, ничего не получалось.
