Начало ноября, столица Инля́ндии
Лаунва́йт, Королевская лечебница
Люк
Кембритч
Истошно запищала противопожарная
сигнализация, и в коридоре послышался топот множества ног. Персонал
метался туда-сюда, проверяя палаты.
Люк ухмыльнулся и выпустил табачный
дым в приоткрытое окно. Еще есть время, пока доберутся до него. Кто
может подумать на пациента, которого поместили в лучшую палату
лечебницы по распоряжению его величества Луциуса? И к которому —
невиданное дело! — король приходил лично, проводя виталистические
сеансы? Поэтому неудивительно, что лорд со страшным шрамом на
животе уже к концу недели был вполне бодр и требователен. И чуть ли
не швырялся в медбратьев тарелками с овсянкой и овощными
бульончиками, сопровождая каждый прием пищи язвительными
комментариями. Продолжалось это до тех пор, пока к нему не
приставили опытную и языкастую медсестру Ма́гду Ро́нфрид — она
спокойно выносила его вспышки раздражения и легко вступала в
иронические пикировки. В свои пятьдесят лет Магда повидала
пациентов и похуже; кроме того, бедный лорд был прав — меню ему
предлагали отвратительное.
С утра Люка навестил младший братец,
Берна́рд, который к своим двадцати годам вдруг пошел в рост,
обзавелся широкими плечами, басом и отрастил бородку. То ли военное
училище действительно делает писклявых и нервных юнцов мужчинами,
то ли начали сказываться гены Кембритчей. Во всяком случае, сейчас
Берни куда больше походил на отца, чем сам Люк. Вот только черные
волосы всем младшим Кембритчам достались от матери.
Разговор получался сухим и неловким,
до тех пор пока скучающий виконт словно невзначай не спросил у
брата, чем он развлекается в увольнениях. Пьянки? Женщины? Скачки?
Или продолжает оставаться пай-мальчиком, тайком покуривающим на
чердаке имения?
Братец легко повелся на провокацию —
возмутился, оживился, и дальше они уже болтали как старые друзья. А
под конец малыш Бе́рни расщедрился и оставил ему полупустую пачку
сигарет и зажигалку. И немного наличности, извинившись, что не
подумал и не взял с собой больше купюр.
«Все-таки наличие родственников иногда
полезно и даже приятно», — думал Люк, лаская взглядом призывно
поблескивающую мятой целлофановой упаковкой красную пачку, пока
братец прощался и уходил. Милый, милый Берни!
Он не торопился, ходил вокруг пачки,
как выученная такса возле кроличьей норы, крутил тонкую сигарету,
остро и сладко пахнущую табаком, нюхал ее, наконец прислонился к
стене, открыл окно и закурил. И чуть не застонал от наслаждения и
мгновенно ударившей в голову и ноги приятной слабости.
