1 октября,
Милокарде́ры
Василина
Алтарный камень напоминал доисторический дорожный
указатель: треугольное основание-пирамида и длинная узкая каменная
«доска» на нем, немного наклоненная к зрителю, будто пюпитр. Не
хватало только обозначений населенных пунктов по краям «доски».
Вместо этого она вся была покрыта какими-то рисунками, не
отличавшимися особым изяществом, — так мог бы нарисовать ветер,
деревья и горы малыш детсадовского возраста.
Василина поежилась — теплая накидка не спасала от
пронизывающего морозного ветра. Пусть Милокардеры находились на юге
страны, но высоко на их склонах длилась вечная зима. Скала, на
которую всех присутствующих перенес Алмаз Григорьевич, венчала
небольшую гору, и отсюда были хорошо видны уже почти полностью
убранные бесконечные пшеничные поля, светящиеся ржаным и ржавым в
свете садящегося солнца, и даже далекое светлое море. У подножия
гор поля переходили в виноградники, где как раз шел сбор урожая, и
люди отсюда казались крошечными, почти игрушечными.
Скала была круглой, похожей на широкий столб с
плоской площадкой на вершине. У края этой площадки грудой лежали
сложенные рабочими камни и инструменты. Высланный еще днем
разведотряд доложил, что одна из высоких стен «столба», делавшего
его ранее похожим на стул с кривой спинкой, частично рухнула,
похоронив под собой артефакт, и следом срочно выслали бригаду
рабочих. Как только удалось освободить сам алтарный камень и
пространство вокруг него, сюда перенеслась и высокая
делегация.
Маги осматривали камень. Точнее, осматривали его
Алмаз и Александр Свидерский, сверяясь с какими-то свитками, но не
подходя близко. Максимилиан Тротт что-то записывал или, похоже,
зарисовывал знаки; Виктория о чем-то спорила с бароном фон
Съедентентом. Премьер-министр Минкен торжественно и нетерпеливо
вышагивал туда-сюда по площадке, и от этого мельтешения Василину
начало укачивать. Председатели политических партий стояли в длинных
пальто неподалеку и выжидающе поглядывали на магов, на королеву и
на министра, а охрана, растянувшаяся по периметру площадки,
поглядывала на всех. Игра в гляделки затягивалась.
— Замерзла? — На плечи опустился тяжелый теплый плащ,
и Василина благодарно улыбнулась. Мариан. Он отказался ложиться в
лазарет, позволив только обработать раны. Избитый, стоит с
фиксатором на носу, с обработанными рассечениями, — наверняка ему
больно, но заботится он о ней. Прижаться бы сейчас к нему,
пожаловаться на ноющие ноги, на усталость от слишком богатого на
события дня, на то, как скучает по мальчишкам и малышке. Мартинку
удалось только дважды покормить — после коронации и за пару часов
перед отправкой в горы, — и грудь уже ощутимо болела, переполненная
молоком; бюстгальтер начинал промокать и холодить кожу. Погреться
бы о мужа, полежать-подремать с ним в их большой кровати, попросить
размять измученные ступни и лодыжки. Да и просто бы поцеловать,
подержаться за него, заряжаясь его силой и надежностью.
