Жан-Филипп-Франсуа Орлеанский, больше известный как шевалье
Орлеанский, маршал галерного флота Франции, выглянул в окошко
кареты и поморщился. Вот уже который день они едут по России, а за
окном практически ничего не меняется. Все те же огромные просторы,
заваленные снегом, редкие деревни, в которых они почему-то не
останавливались, кажущиеся безжизненными, и он вероятно принял бы
их за вымершие, если бы не густой дым, валивший из печных труб
каждого дома. В ясную морозную погоду появлялось ощущение, что это
и не дым вовсе, а белые столбы, подпирающие небо.
— Это совершенно невыносимо, — Амалия-Габриэла де Ноай поднесла
к носику надушенный платок. — Я мерзну. Я постоянно мерзну и никак
не могу согреться. Это ужасная страна, просто ужасная, везде снег.
Один снег и больше ничего. Сейчас, когда мы проехали этот город...
как же он... — она замахала ручкой, пытаясь вспомнить, как же
назывался город, из которого они не так давно выехали, если
сравнивать с тем расстоянием, которое им уже пришлось
преодолеть.
— Великий Новгород, мадам, — граф Румянцев оторвался от
любования видами из своего окна и подсказал дочери герцога Ноайя,
как называется город, название которого вылетело из хорошенькой
головки Амалии-Габриэлы практически сразу, после того, как она его
услышала. Александра Ивановича сильно не устраивало то, что он был
вынужден ехать в одной карете с Жаном-Филиппом и его любовницей,
которая изводила его своими постоянными капризами и претензиями вот
уже неделю, и он уже даже не мог полноценно скрывать своего
недовольства. И, тем не менее, он понимал, что это наказание ему от
государя-императора Петра Алексеевича за то, что он привез
Филиппу-Елизавету практически на поле боя, хотя она и передала
очень нужную информацию государю, что позволило ему выиграть войну
в Польше. Да еще и поучать государя вздумал, старый идиот, ругал
Румянцев сам себя, разглядывая в окне великолепные зимние просторы.
Эх, вот бы на лошади да вскачь, за сворой, поднявшей волка,
поскакать. Чтобы снег в лицо, и мороз щипал за уши, но всего этого
не замечаешь в азарте погони. Но вместо этого ему нужно терпеть
французов, а от обилия различных благовоний, которые
Амалия-Габриэла выливала на себя целыми бутылками, болит голова и
трудно сосредоточиться, чтобы не послать уже и герцогиню, и
Жана-Филиппа да по дедушке.
