Довелось мне недавно возвращаться в Питер из дальней командировки поездом. Был конец апреля, сезон белых ночей еще не начался, и наш скорый шел полупустым. Народ, впрочем, подсаживался, но большей частью в плацкартные и общие вагоны, так что к середине путешествия я по-прежнему находился в своем купе один, уже смирясь с мыслью о неизбежности дорожной скуки.И тут появился он, мой попутчик.Он вошел в купе после того, как поезд мягко тронулся от перрона небольшого райцентровского вокзальчика.Это был молодой человек, довольно субтильный, что еще больше подчеркивал его коричневый, в крупную клетку пиджак, явно великоватый.Молодой человек тяжело дышал. Может, бежал за поездом. Но скорее запыхался под тяжестью средних размеров дорожной сумки, которую бросил сейчас у двери. Его слабые, тонкие кисти рук дрожали от физического напряжения.Я ободряюще улыбнулся вошедшему, одновременно окинув его более внимательным взглядом.У него была большая, несколько непропорциональная голова, зачесанные назад длинные черные волосы, открывающие выпуклый лоб. Карие глаза смотрели сквозь дымчатые стекла дорогих очков с любезной предупредительностью. Усики над чуть оттопыренной верхней губой только-только начали пробиваться, бородка же и вовсе состояла из нескольких завивающихся волосков, но, несомненно, он вышел из юношеского возраста, относясь скорее к тому мужскому типу, представители которого сохраняют моложавость до преклонных лет. Мне показалось, что ему около тридцати. Но если бы он сказал, что ему 25 или, напротив, 35, то я бы не удивился ни в том, ни в другом случае.В целом же попутчик внушал доверие и даже симпатию.—Давайте знакомиться, — предложил я и по праву старшего первым протянул руку: — Владислав Иванович!—Михаил! — Он вежливо склонил голову. — Просто Миша. — Ладонь у него была прохладная и влажная.—Снимайте пиджак, Миша, — посоветовал я. — Наш проводник, похоже, пришел на железную дорогу из банщиков. Топит так, будто здесь не вагон, а сауна.Он кивнул и посмотрел на верхнюю багажную полку, словно прикидывая, хватит ли у него сил, чтобы забросить туда сумку. Но, подумав, он затолкал ее под столик. А пиджак так и не снял, хотя в купе было действительно жарко, а я сидел перед ним в майке.Мне показалось, что он никак не может отдышаться, и я из лучших побуждений придвинул к нему полуторалитровую пластиковую бутылку пива, почти полную.— Угощайтесь, Миша!Он энергично замотал головой, заявив, что принципиально не употребляет спиртное, включая пиво, равно как и все иные допинги. Затем пошарил в своей сумке и с таинственной улыбкой извлек из нее комплект дорожных шахмат.—Не возражаете, Владислав Иванович?—Если только скоротать время, Миша, — твердо ответил я. — Чую в вас сильного игрока. Вы вообще-то кто по профессии?—Программист.—Ну-у, вам и карты в руки!—Нет-нет, шахматист из меня самый заурядный, уверяю вас! — принялся отнекиваться он. — Я даже теории не знаю. Просто люблю импровизировать... А вы где работаете, Владислав Иванович, если не секрет? — Последний вопрос прозвучал как бы невзначай, но я уловил в нем какой-то затаенный интерес.—В экспедиции, — ответил я, не вдаваясь в подробности.—В научной?—Вроде того.—Понятно... — Он снова кивнул, будто занося мой ответ в какой-то особый реестр.Признаться, поначалу предложение Михаила несколько насторожило меня. Я достаточно опытный путешественник и имею представление о тех способах, с помощью которых ловкие ребята могут втянуть самонадеянного или простодушного пассажира в игру и культурно ободрать его, как липку. Михаил, между прочим, по внешним данным идеально подходил на роль «подсадной утки».Но вскоре мои тревоги рассеялись. Попутчик совершенно не пытался усыпить мою бдительность или как-то изменить обговоренные заранее условия игры. Да и я держал ситуацию под контролем.Вместе с тем Михаил отдавался игре, как ребенок. У него был свой стиль, заключавшийся в том, чтобы ценой ряда жертв завлечь главные силы противника в смертельную ловушку. С первых же ходов он плел на доске замысловатые кружева просчитанных далеко вперед комбинаций. Другое дело, что расчет не всегда оказывался верным. И уж тогда я не упускал свой шанс. Но если ему удавалась вся цепочка, я оказывался бессилен избежать западни.И все же общий счет складывался в мою пользу, что, разумеется, ничуть меня не обольщало.За игрой мы разговорились.Михаил оказался прекрасным рассказчиком. Я готов даже держать пари, что в нем дремал большой мастер разговорного жанра. Или публичный оратор. Слова он выговаривал напористо, округло, вкусно, будто горох сыпал, паузы выдерживал в меру, не запинался и не повторялся, искусно владел интригой и умел поддерживать в слушателе, в данном случае — во мне, интерес к теме.Вдобавок этот молодой человек обладал весьма обширными знаниями по самым разнообразным отраслям человеческой деятельности.В частности, он преподнес мне целый букет исторических фактов, суть которых сводилась к тому, что гибкий ум, опирающийся на смелый дух, всегда и везде, при любом стечении обстоятельств может восторжествовать над грубой физической силой, пусть даже имеющей многократный количественный перевес.Чтобы было понятнее, приведу только один из его примеров, не вдаваясь в детали, которые Михаил знал до тонкостей.В древней Спарте многие годы правил царь Агеси-лай. (По правде говоря, для меня это имя оказалось в новинку.) Но затем судьба повернулась к нему спиной, и бывший царь оказался на чужбине, став своего рода предводителем наемников. Однажды его с небольшим войском окружили в крепости. Враги, коим не было числа, повели осаду, а чтобы расправиться с ненавистным Агесилаем наверняка, решили выкопать вокруг стен глубокий ров. Рыть начали с двух сторон, и с каждым днем концы рва все ближе иближе подходили друг к другу, замыкая кольцо. Осажденные же молились богам и готовились к смерти. Один только Агесилай с хитрой усмешкой поглядывал со стены на упорные труды своих врагов. А было ему, между прочим, на тот момент за восемьдесят. Завидным здоровьем, понятное дело, он тоже не отличался. И вот однажды в темную ночь Агесилай выстроил свое небольшое войско и обратился к нему с речью. Он объяснил, что враги собственноручно устранили опасность для осажденных, выкопав такой ров, что готовая его часть стала препятствием для них самих, лишая их численного превосходства в рукопашном бою, особенно учитывая фактор внезапности. Словом, победа была полной!Когда Михаил излагал эту и другие подобные истории, голос его звенел, глаза сверкали, он будто наливался богатырской силой! И как только у меня хватило совести подозревать этого славного малого в нехороших намерениях?! Надо благодарить судьбу, что она послала мне такого приятного попутчика!Незаметно подошло время ужина. Еще немного, и наступит ночь, а завтра утром мы будем в Питере.С воцарением темноты Михаил как-то странно притих. Он вжался в угол, нахохлился, съежился, затаился в своем большеразмерном пиджаке. От ужина он отказался. Отказался даже от чая. Весь его рацион за день составили пакет апельсинового сока и крохотное пирожное.В глубокой задумчивости наблюдал он за моими приготовлениями к чаепитию.Я как раз собирался отрезать кусок хлеба, но тут вагон дернуло, и соскочившее лезвие ножа чиркнуло меня по пальцу. Ранка была пустяковая, но кровь потекла обильно.Досадуя, я прижал к пальцу бумажную салфетку и направился к проводнику за йодом. Уже выходя, мельком глянул на Михаила. Парень был на грани обморока. Я знал, конечно, что вид крови — своей или чужой — действует на некоторых людей угнетающе. Но Михаил напоминал прямо-таки парализованного. Я поспешил избавить его от дискомфортного зрелища.Когда через несколько минут я вернулся в купе, Михаил пребывал в прежней позе.—Все в порядке? — покосился он на меня.—Не о чем толковать, Миша. Жалкая царапина, для которой хватило кусочка пластыря.Он дождался, пока я сяду, затем со значением посмотрел на меня:—Владислав Иванович, можно обратиться к вам с серьезной просьбой?—Почему бы и нет, Миша?Он помолчал, словно сомневаясь, затем задал новый вопрос:—Вы не согласились бы выслушать один мой рассказ?—Да хоть десять!—Нет, только один. Для меня это очень важно. — Его острый кадык дернулся вверх-вниз. — Я все равно, наверное, не смогу уснуть. А вы, если хотите, ложитесь сразу после ужина. Мой рассказ не очень-то короткий. Если вам будет неинтересно, засыпайте, я не обижусь. Понимаете, я должен рассказать эту историю кому-нибудь. Хотя бы и спящему. Может, так даже лучше. Но, знаете, я немножко присмотрелся к вам* и мне кажется, что вы захотите дослушать ее до конца. Во всяком случае, вы наиболее подходящий кандидат из тех, кто встречался мне за последнее время.Хм! Так он ко мне присматривался? У меня возникло странное ощущение, что, несмотря на смиренный тон и признаки явной меланхолии, мой попут-чик-вундеркинд переполнен гордыней, едва маскируемым чувством собственного превосходства.Я придвинул к себе стакан с чаем.— И о чем же вы собираетесь рассказать, Миша?
