Восток
Люди заполняли редкими ручейками просыпающийся город. Отдельные
разговоры мало-помалу сливались в привычный гомон. Только сегодня,
с началом месяца, каждый нет-нет, да и глянет на небо в поисках
тучек. «Алая Буря», — вот слова, что невысказанными носятся в
воздухе.
Но сегодня небо чистое, солнце светит все ярче, и тень от
часовой башни, стоящей посреди города, уверенно показывает время.
Вот доползла до площади факиров, — закончилась служба в суриях.
Люди смеются и расходятся, исполненные света. Гудит, открываясь,
рынок. Выползают из каждой щели попрошайки, тянут ладони к
улыбающимся горожанам.
В трущобах пока тишина. Люди здесь живут другие, и восходящее
солнце для них – не друг. Те же редкие ранние пташки, что не
продали душу, по широкой дуге обходят один дом. Ветхая развалюха,
затаившаяся на отшибе, будто чураясь грязных трактиров и публичных
домов, и уж вовсе с презрением повернувшаяся к жилым хижинам.
Старый дом с провалившейся крышей, где никто не жил с тех пор
как умер последний хозяин.
Древний дом, чьи окна по ночам горят зеленым светом, в котором
пляшут тени призраков и раздается чей-то смех.
Проклятый дом, в подвале которого в незапамятные времена свила
себе гнездо Мирунга. Колдунья, чьей юности не помнит ни один
старец. Колдунья, к которой идут на поклон жрецы Алой Реки.
Мирунга, которая три года назад предсказала Алую Бурю, что
перевернет судьбы тридцати княжеств.
Единственное подвальное окошко плотно завешено одеялом. Горят
черные свечи, их Мирунга любит, на них не скупится. В окружении
высушенных трупиков летучих мышей и прочих мелких зверюшек,
развешанных по стенам, Мирунга сама кажется мертвой и сухой. Глаза
закатились, лицо неподвижно, даже дыхания не различить в
тишине.
Девушка с длинными черными волосами сидит напротив колдуньи.
Взгляд черных глаз прямой и строгий, на смуглом лице нет страха,
лишь растущее отвращение. Скрюченные пальцы старухи сжимают гладкую
ладонь, лежащую на столе, среди десятков пузырьков и коробочек.
Вырвать бы руку, убежать, да нельзя. Крепко держит Мирунга. Вот уже
три года держит, не устанет.
– Просто скажи, сколько, – попросила Айри. – Я хочу уйти.
Старуха содрогнулась. Медленно-медленно зрачки вернулись на
место, будто выплыли из молочной белизны. Поток видений давно
иссяк, но Мирунга очнулась лишь когда дерзкая девчонка осмелилась
нарушить тишину.
