Всю эту жизнь он будто бы знал наперед: в ней случится то, что уже случилось, – и пронзительней вспоминалось прошлое, а памятней всего было детство. Хотя скитание по гарнизонам за отцом, однообразная неустроенность и его, отца, вечным комом в горле немота и безлюбость могли бы только опустошить.
Дети, а их в семье было двое братьев, не ведали ни дедок, ни бабок, живя даже без такой, стариковской ласки. Мальчики родились в далеких друг от друга городах, не в одно время, а точно разломанные разными десятилетиями, и росли чужими.
Гнетущий этот дух гнездился в отце. Григорий Ильич Матюшин уже родился на свет сиротой. Та, что родила, выбрала почему-то, чтобы освободиться от своего бремени, кладбище. И хотела, наверное, своему детенышу смерти, завернув в тряпку и бросив трупиком среди могил, разве что побоявшись убить собственными руками. Но тряпичный сверток обнаружили люди, что пришли на могилку к своим родным. В сиротском доме подкидышей записывали под фамилиями тех, кто их находил. А чья-то годовщина смерти, которую отмечали приходом на кладбище, стала датой его рождения. Это все, что мог он узнать, взрослея, о себе. Он думал о тех, кто дал ему жизнь, как о мертвых. Однако с годами они перестали быть для него даже мертвыми. Ребенком он пережил войну, ее голод и холод. Путевку получив в жизнь, сын народа, мечтая выучиться на горного инженера, работал там же, где вырос, в уральском городе Копейске, на угледобыче, пока не призвали в армию.
Служить выпало в Борисоглебске, где молчаливый строгий солдатик пригрелся в доме своего ротного командира, человека такого же молчаливого, любившего строгий порядок. Был он крестьянской закваски, простак, и в солдатике видел для себя сына, тем более зная, что пригрел сироту. У командира-то детей было хоть густо, да пусто, нарожал одних девок. Жене его, что вечно ходила с животом, было не до порядка в доме; старшая, Сашенька, управляла хозяйством и командовала сестрами. Молчком сошлись они с Григорием Ильичом – тот помогал по хозяйству, навроде работника, а выходило, что Сашеньке всегда помогал, был при ней работником, она же его и кормила. Было ей шестнадцать лет, школу еще не окончила. Григорию Ильичу год службы оставался. Командир дочку берег и с усмешкой, но говаривал солдатику:
