Предуведомление автора
Писать исторический роман – дело чрезвычайно ответственное,
рискованное и почти всегда неблагодарное. Непременно укажут на
неточности, анахронизмы, несоответствия с взглядами сегодняшнего
начальства на времена минувшие. Еще и в клевете на великое прошлое
державы попеняют, и хорошо, если попеняют только словесно. Конечно,
можно и приноровиться – написать, аккуратно сверяясь с установками
сегодняшнего дня, но что, скажите, будет с книгою завтра, когда
начальство, а с ним и установки сменятся?
Нет, как хотите, а мне это не по душе.
Но что делать, если я вижу, слышу и порой чувствую ребрами,
как могло бы случиться? Пишу роман. Путь и другие
посмотрят.
А что до анахронизмов… Конечно, я знаю дату публикации
«Войны миров» Уэллса, обстоятельства создания Малевичем «Черного
Квадрата», официальную версию причины смерти Инессы Арман, а также
правильное написание фамилии величайшего шахматиста всех времен и
народов.
Но я знаю и другое…
Часть первая
Дело о Замоскворецком Упыре
1
Арехин поднялся по ступеням особняка, потянул на себя дверь.
Тяжелая, на тугой пружине. Прежде ее швейцар открывал,
предупредительно, вежливо, аккуратно, но теперь швейцаров нет.
Нужно на карту взглянуть, осталась ли Швейцария...
Караульный спал, сидя за канцелярским столом. Устал, видно. День
выдался тяжелым, смена не пришла или... Конечно!
Он обошел спящего, глянул за тумбу стола. «Зазеркалье»,
идеальное средство для чистки всех видов стеклянных поверхностей,
«Сауленков и сын», поставщик императорского двора. Восьмиунциевый
флакон был пуст, лишь на донышке осталось несколько капель синей
жидкости.
Будить спящего Арехин и не думал. Ни к чему.
По мраморной лестнице он поднялся в бельэтаж. Ковровую дорожку
давно убрали, путь указывала дорожка другая, натоптанная. Осень,
слякоть, грязь, калоши никто внизу не оставляет, даже те, у кого
они еще есть. Вот и следят.
На дверях мелом были нарисованы цифры. Наибольшим успехом, судя
по грязи, пользовалась цифра три, но Арехин ее миновал, миновал и
пятерку, остановясь у семерки.
За дверью разговаривали, но негромко, спокойно. Не прислушаться,
так и не разобрать, о чем.
Он постоял минуту, другую, потом без стука вошел.
Вошел и замер на пороге. Заходящее солнце било в широкое окно
прямой наводкой. В окно, в лицо, в глаза. Хорошо, оно неяркое,
солнце.
