Большаков Валерий Петрович
ИСКУСНИК
ПРОЛОГ
- Ой, пульса нет! – испуганно пищит девушка. - Мы его
теряем…
- Молчать! – врывается властный мужской зык. - Сестра –
искусственное дыхание! Егорыч – непрямой массаж!
- Есть, командир, - уверенно басит некто третий.
- Ой, фибрилляция!
- Т-твою ж мать… «Утюжки» над сердцем и слева! Быстро!
- Готово!
- Разряд!
Голоса доходили до меня, словно через толстую вату, наплывая
медленно, растянуто… Как облака. Облака?..
Всё вокруг затянуто паром или туманом – тусклый свет сочится
отовсюду, и не видать в белёсом мареве даже намека на тень.
Я лежу или стою? Не понять. Вишу, может? А что, похоже… Не
чувствую под собой ни мягкой постели, ни жесткого стола. Зато всего
переполняет совершеннейшее, непередаваемое спокойствие – я
равноудален от горя и радости, не ведаю ни страха, ни тревог.
Странно… От холодных касаний дефибрилляторов мое тело должно
выгибаться трепещущей дугой, а я застыл, будто в детской игре
«Фигура, замри!». Ага, отошел тихонько в стороночку – и слежу извне
за потугами врачей…
- Еще разряд! – пыхтит упорствующий Егорыч.
- Хватит, - глухо роняет старший. – Пульса нет.
- Мы его потеряли… - шепчет девушка, поражаясь неизбежному.
Туманец вокруг меня загустевает, как сизая грозовая туча,
набухает пугающей чернотой, и свет гаснет.
* * *
Я очнулся от холода. Окоченел совершенно, лежа на твердом и
ледяном. Меня с головой покрывала тонкая линялая простыня.
Задубевшая рука вяло стянула ее с лица, и я прижмурился.
Слезившимся глазам открылся низкий, ощутимо давящий потолок с
выступавшими балками, густо замазанный светло-голубой краской.
Сквозь ее натеки проступал грубый сварной шов.
Как рассерженные шмели, зудели, изредка помаргивая, белые
неоновые трубки. Глухо подвывала вытяжка, бренча разболтанной
крыльчаткой.
«Куда это меня?..» - оклемалась мысль.
В носу защекотало от резкого запаха лизола. Содрогнувшись, я
чихнул, и стальное ложе шатнулось подо мною, отзываясь жалобным
дребезгом.
«Это не палата… - сомнения пошли в рост, вяло раздувая панику. -
Это… морг?!»
Покряхтывая от боли, я напрягся и сел, свешивая ноги. Не мои
ноги. Отстраненно, словно вчуже, я выпрямил длинные конечности.
Ровные и гладкие – лохматость понизилась. Это плюс. А вот руки…
Дрожат, трясутся, еле удерживая мою новую, хотя и поюзанную тушку.
Мосластые, но не мускулистые. Это минус.
