«С тростинкой хрупкою надежды
наши схожи,
Дитя мое, в руках господних наши дни,
Всей нашей жизни нить в суровой власти божьей,
Прервется нить — и где веселия огни?
Ведь колыбель и смерти ложе, —
От века на земле сродни.
Я некогда впивал душою ослепленной
Чистейшие лучи моих грядущих дней,
Звезду на небесах, над морем Альциону
И пламенный цветок среди лесных теней.
Виденья этой грезы сонной
Исчезли из души моей.
И если близ тебя, дитя, рыдает кто-то,
Не спрашивай его, зачем он слезы льет, —
Ведь плакать радостно, когда томит забота,
Когда несчастного жестокий рок гнетет.
Слеза всегда смывает что-то
И утешение несет.»
Виктор Гюго. «К Л.»
Мне потребовалось некоторое время,
чтобы осознать происходящее, чтобы осознать себя.
До сих пор не могу однозначно
ответить на вопрос — являюсь ли я взрослым человеком в теле
ребёнка, или ребёнком с воспоминаниями взрослого человека. Но это
размышления на отстранённо философские темы, что не имеют особого
практического смысла.
Передо мной в настоящий момент
стояли более сложные насущные проблемы.
— Кланяйся, — вполне убедительным
приказным тоном сказал мне мальчишка, практически ровесник моему
собственному телу.
Глухая подворотня смежного района.
Окна, из которых никогда не выглядывают случайные зеваки. Двери,
всегда закрытые и не открывающиеся на стук. Проулок, один из тех,
на которых невозможно встретить случайно забредших прохожих. И
мы.
Я стоял, закрывая собой пацана, на
год старше меня самого. Рядом набычились ещё двое, плюс-минус, мои
погодки. И перед нами мальчишка. Банальнейшая, по сути, ситуация. И
быть наглецу битым, если бы не одно очень важное «но».
Архиважное.
На плече у парня красовалась
повязка: обычный на вид кусок ткани. Он был пришит к погону лёгкой
нагло распахнутой куртки и спускался на грудь. И прямо в области
сердца символ: пять ромбиков на фоне восходящего солнца или нечто
на это похожее. Я ещё не успел близко познакомиться ни с местной
родовой символикой, ни с её особенностями, но одно знал точно —
парень для нас опасен.
Нет, на самом деле таких сопляков
ещё ничему серьёзному не обучали. Максимум, он год проходил
начальную физическую подготовку и постигал азы родовых техник, если
такие в его семье вообще были. Но уже это создавало между нами
глубокую, непреодолимую пропасть. И потому сейчас мой, в кавычках,
друг валялся у меня за спиной, собирая по земле рассыпанные
зубы.
