1891 год, 3 июня,
23 часа 11 минут. Германская империя, резиденция
французского дипломата в Берлине Жана-Пьера Дюбуа
Ох уж эти поздние визиты… Хоть бы раз
звонок в дверь после десяти часов вечера принес с собою что-то
хорошее. Письмо от доброго друга. Посылку с цветами или сладостями.
Да хотя бы простой заблудший путник постучался бы, чтоб справиться,
как выйти на Унтер-ден-Линден, чтобы сесть в конку – я была бы лишь
рада помочь!
Но не с моим счастьем,
разумеется.
Софи и малютка Андре мирно спали в
кроватках, горничная Кристина давно ушла домой, а кухарка фрау
Кремер и вовсе взяла нынче выходной – собиралась поехать к сестре.
Я же, как бывало часто, засиделась со словарями: не могла позволить
себе лечь спать, покуда не переведу с немецкого на французский все
двадцать три страницы – обязательную норму, что я сама для себя
установила.
Однако все это имело значение до
злосчастного звонка в дверь. С ним все мысли вылетели из моей
головы, заставив внутренне сжаться и судорожно перебирать в уме
варианты, кто бы это мог быть.
Супруг две недели назад покинул
Берлин по служебным надобностям, которые у местных властей могут
вызвать вопросы – еще и оттого мне было не по себе.
И снова звонок....
Я заставила себя собраться. Вложила
карандаш, как закладку, меж страниц словаря, намереваясь вернуться
к нему минутой позже, стянула со спинки стула шаль и накинула на
плечи. Поторопилась в переднюю, чтобы открыть. Однако уже на
лестнице услышала звенящий от возмущения голос Бланш, нашей няни,
беседующей с незнакомцами.
И незнакомцы эти мне не понравились
сей же час, как только я их увидела.
Было их четверо человек, ворвавшихся
в нашу крохотную переднюю, оставивших следы грязи на новом
ковре.
— Фрау Дюбуа, полагаю? – вопросил
один из них, грубо оттолкнув к стене бедняжку Бланш, ему
препятствующую.
Этот, очевидно, был главным – высокий
светловолосый немец с военной выправкой, одетый, тем не менее, в
штатское. На вид, должно быть, около тридцати пяти. Тонкие губы,
сложенные в обманчивой полуулыбке, и бесцветные внимательные глаза
на сухом вытянутым, как у англичан, лице.
Я плотнее запахнула шаль и пыталась
сохранить самообладание.
— Мадам Дюбуа, - веско поправила я. –
Мой муж – французский дипломат, и нынче он в отъезде. Что здесь
происходит?
Тонкие губы искривились в еще более
мерзкой улыбке:
