— Кто ты, девица-красавица?
— Я? Дочка Бабы-яги, а ты кто?
— А я — дурак, дурак, дурак!
Русский народный анекдот
— Мамочка. Я знаю, когда я умру… —
тихо сказал ребенок и отложил в сторону ложку, так и не доев кашу.
Лицо его неожиданно стало серьезным и взрослым.
Его мамаша, угрюмая особа лет
двадцати, посмотрела на сына и недовольно фыркнула.
— Мишенька! — охнула бабушка. — Ну
разве можно так говорить! Что ты выдумываешь!
— Я не выдумываю. Я знаю, — твердо
ответил мальчик. Для его четырех лет — слишком уверенно и
безапелляционно.
— Ну и когда же? — ухмыльнулась его
мать.
— Я не могу сказать. Я знаю, но
сказать не могу.
Мамаша снова фыркнула:
— Знал бы — сказал. Не выдумывай. И
ешь быстрей.
— Аркаша… — пожилая женщина потрясла
спящего рядом мужа за плечо. — Аркаша…
— Что? — старик приподнялся, оглядел
темную комнату и со стоном опустился на подушку. — Ну чего тебе
надо?
— Аркаша, я знаю, когда я умру…
— Да? И когда же наконец?
— Я не могу сказать…
— Тьфу, глупая баба! — он повернулся
к ней спиной, потянул на себя одеяло и сладко засопел.
Веселая свадьба катилась к концу,
пьяные гости устали кричать «горько», тосты становились все длинней
и запутанней, когда слово в очередной раз взял отец невесты.
Впрочем, его особо никто не слушал. Он снова поведал гостям, какое
сокровище отдает в лапы этому неотесанному лентяю, как вдруг на
самой середине остановился, по лицу его пробежала судорога, стопка
в руке дрогнула, и неожиданно гости замолчали, будто немного
протрезвев.
— Я знаю, когда я умру, — сказал он в
наступившей тишине.
В некотором царстве, в некотором
государстве жил-был…
Буря-богатырь Иван коровий
сын:
[Тексты
сказок][1] №
136.
Игорь не слушал сплетен, которые
ходили по поселку. Цепочка смертей, потянувшаяся с майских
праздников, вовсе не казалась ему загадочной или неестественной,
однако рассказчики утверждали, будто умершие как один говорили
родственникам или знакомым одинаковую фразу: «Я знаю, когда я
умру». Пожалуй, он верил старому Аркадию Михайловичу, которому сам
помогал хоронить жену, когда тот, рыдая на поминках пьяными
слезами, говорил, что его ненаглядная Аленушка предупреждала его, а
он, дурак, только смеялся над ней. Ненаглядной Аленушкой жена его
удостоилась стать после смерти, до этого она числилась в старых
дурах или хитрых стервах.