1.
― …А ты не торопишься, ― донесся голос.
Незваный гость не вздрогнул от неожиданности. Он лишь повел
глазами, заметив, что в одном из кресел, полукругом расставленных
возле камина, в том, что было повернуто спинкой к двери, кто-то
сидит: на подлокотнике лежала ладонь, и был виден рукав.
Оплошность. Хозяин, оказывается, ждал кого-то, а это не было
предусмотрено. Кого-то важного или тайного ― оттого и в доме было
пусто; отослал слуг - свидетели этой встречи были ему, надо
полагать, без надобности.
Гость обошел кресло и стал в пяти шагах, глядя на хозяина. Лицо
вполне соответствовало его фотографиям в прессе. Хотя на них он
выглядел несколько моложе, чем сейчас, но это-то понятно ― ретушь и
приукрашивание. На самом деле хозяин был, что называется,
неопределенного возраста и никак не выглядел на приписываемые ему
документами и официальными биографами лета. Он сидел в усталой
позе, как будто ослабленный болезнью. Было весьма похоже, что он и
так долго не протянет, и у гостя мелькнула мысль: на кой его
послали к такому? Всё ведь могло устроиться естественным образом и
довольно скоро. Впрочем, не его дело.
Иной раз всё решают даже не дни, а часы и минуты, а ему не
всегда дано знать резоны начальства. Вот почему было предписано
пользоваться самострелом, а не пистолетом с глушителем?
Старик вздрогнул, принимая болт самострела точно в
сердце.
Но, как ни странно, умер не сразу.
Старик прижимал руку к ране и не умирал ― менялся.
С каждой каплей жизни, уходившей из него, он становился моложе.
Теперь его нельзя было назвать даже пожилым. Перед убийцей сидел
ровесник ― на глазах молодеющий человек…
… уже ему было на вид лет двадцать ― совсем юнец.
― Кто вы? ― помимо воли произнес убийца.
― Потом… ― уже совсем слабо ответил умирающий, ― …
поймешь…
И умер.
И как только прекратилось еле слышное дыхание, к мертвецу начала
возвращаться старость.
Вот юность быстро перетекла в зрелость мужчины, и уже перед
глазами лицо, какое было до выстрела… Но на этом старение не
прекратилось, не замерло. Мертвец старел чем более, тем быстрее.
Уже и не старел, а дряхлел… «А сколько вам, простите за вопрос,
лет? ― Много… Много больше, чем можно себе представить»… или
больше, пока не превратился в нечто похожее на мумию: тонкие сухие
кости, обтянутые коричневато-серой пергаментной кожей.
