Страх, озноб и назревающее чувство утраты оплетало едким
туманом мою ослабленную субстанцию. Сознание, едва отошедшее от наркоза, чётко
понимало, что именно в эти секунды Господь Бог дал мне шанс. Шанс спасти
последнее и самое ценное, что осталось в моей чёртовой жизни.
Держу на руках сына, которого родила лишь пару часов назад,
но шальной и болезненный взор устремлён в соседнюю люльку с другим
новорождённым — он умер. Роды моей соседки оказались очень тяжёлыми как для
матери, так и для её малыша. Врачи боролись за них, но, видимо, судьба не
пощадила этого кроху.
— Лера, нет. Не дури! Это подсудное.
В полутьме видела до
смерти перепуганное лицо врача-анестезиолога, друга-однокашника и того, кто уже
несколько месяцев неравнодушен к моей беде.
— Тебя арестуют, если
всё всплывёт, а я лишусь лицензии...
— Замолчи! — зашипела, подобно дикой кошке. — Я сейчас
готова лишиться сына, а тебя волнует какая-то лицензия?!
Возмущённо сверлила его взглядом, проникая в самые скрытые и
недоступные места его человеческой сути. Лицензия?! Какое это сейчас имеет
значение, когда мерзавка-судьба вынуждает слабую и ни в чём не повинную женщину
отдать своё чадо, во имя его спасения? Слёзы беззвучно бегут по щекам и душат,
колючим комом разрывая грудину и гортань, пока внутри всё рвётся на части, в
труху. Но решение единственно верное, и я ни за что не отступлюсь.
— Это лишь твои догадки, Лера. С ним всё будет хорошо. Он же
ещё совсем малыш, — срывающийся голос мужчины уходил в фальцет, раня и
раздражая слух.
— Они убьют и его. Я знаю! Чувствую, — почти срываюсь на
отчаянный стон. Силы уходят, сменяясь дурманящей слабостью. — Так же, как убили
его отца...
— Лера, ты только что родила, ещё не в себе. Лучше давай
вернёмся в палату, — Толя подхватывает меня за руку, опасаясь, что могу упасть,
но я решительно отстраняюсь.
— Её ребёнок уже мёртв! Мы просто их поменяем. Умоляю тебя!
Этот выход сейчас самый лучший. Помоги мне!
Губы младшего медбрата дрожат в нерешительности. То, что для
меня сейчас свято и необходимо, для него — вопиющее преступление.
— Это же ВАШ сын! Как ты можешь отдать его другой?! Дать
своё право матери совершенно чужой женщине?
— Ты не можешь знать каково мне сейчас, — процедила я,
смаргивая пелену слёз. — Не смей вразумлять!
