Крохотные огоньки керосиновых ламп,
закрепленных на древних стенах через каждые полтора десятка шагов,
тускло мерцали в темноте подобно глазам каких-то невиданных
чудовищ. Страшно? Конечно, страшно! Замок и днем-то сложно было
назвать приятным местом, а ночью он и вовсе превращался…
Превращался во что-то жутковатое. Странно, что кроме Лешки этого
будто бы никто и никогда не замечал. Камень под ногами, камень по
сторонам и даже сверху – камень, безжизненный, темный и холодный.
Дозорная башня, казалось, склонялась над Лешкой, грозя раздавить
его, жалкого маленького человечка, осмелившегося бросить вызов
немому могуществу Замка. Почти ничего не видно, но это даже хорошо.
Лешка едва мог разглядеть на фоне ночного неба высокую фигуру
дозорного наверху, а это значило, что и дозорный не заметит его,
тихо скользящего вдоль стены. Скорее всего – не заметит. Если Лешка
не споткнется, если не заденет камни стволом автомата или просто не
свалится под весом тяжелого рюкзака. Если девчонка не вздумает
подать голос.
Но пока все шло хорошо – настолько
хорошо, насколько вообще могло. Лешка осторожно привалился боком к
стене, давая себе отдохнуть хотя бы несколько секунд. Непривычное к
таким нагрузкам тело ныло, хотя в сумме он преодолел едва ли больше
трех сотен метров. Ночь была холодной, но лицо уже успело покрыться
испариной. Тяжело. Тяжело и жарко. И еще несколько быстрых рывков
впереди – по одному на каждую лампу. Керосинки дают совсем немного
света, но и этого достаточно, чтобы разглядеть двух человек у стены
даже с такого расстояния. Поэтому места, где они висели,
приходилось перебегать. Аккуратно, на цыпочках, успевая не только
смотреть себе под ноги, но и оглядываться на дозорного. И на
девочку – следить, чтобы она не споткнулась и не упала. Лешка
мысленно поблагодарил ее – молодцом держится, даром, что ничего не
понимает. Или все-таки понимает? С тех пор, как Волки притащили ее
в Замок несколько дней назад, Лешка слышал от нее всего несколько
слов – «есть», «пить», «холодно» и, пожалуй, все.
Странная она все-таки. На вид лет
двенадцать, а ума как у младенца. И глаза. Сейчас, в темноте, они
огромные, круглые, но при свете превращаются в узенькие щелочки.
Совсем как у кошки. У людей таких глаз не бывает. И ладно бы только
глаза, она вся какая-то… необычная. Все время вертит головой,
раздувает ноздри, как будто принюхивается. Двигается чуть слышно –
и не потому, что сейчас их могут заметить – она вообще всегда так
ходит. Мягко, аккуратно, перекатываясь с пятки на носок. Крохотная,
но неожиданно сильная – Лешке так и не удалось затолкать дикую
девчонку в ванную, чтобы хоть как-то отмыть грязь, сплошным слоем
покрывавшую ее худенькое тело. В общем, странная она, по-другому и
не скажешь.
