«Вот наследие от Господа: дети; награда от Него —
плод чрева»
(Пс.126:3)
Путь в дачный поселок занимал в будние дни не больше полутора
часов, но раньше, чем в пятничный вечер Владимиру выехать не
удалось, поэтому теперь его “Хонда Универсал” использовала лишь
сотую долю своего потенциала, плетясь в крайнем правом ряду по
метру в минуту. За окном медленно, грязно-серым глистом ползла
полоса отбойника. В какой-то момент у водительского окна появился
молодой гастарбайтер с большой фольгированной сумкой через
плечо.
— Морозное! Кому морозное!
— А кому морозное! — громко рявкнул в салон Владимир, но тут же
осекся на полуслове и договорил последнее слово почти шепотом —
Женьку сморила жара и долгая дорога. Она спала, прислонившись
головой к окну, разбросав шикарные золотистого света волосы по
стеклу. Рука Владимира сама потянулась к гладким стройным ногам, но
он себя одернул.
— Я не хочу, — угрюмо буркнул Артем, водя пальцем по планшету с
таким остервенением, будто оттирал пятно, — И вообще, бать , нехер
поддерживать нелегальный бизнес. Пусть в свой чуркистан валит и там
продает хоть насвай, хоть хмурый!
— За метлой следи! — грозно посмотрел Владимир на пасынка,
впрочем, не злясь на него особенно — для переходного возраста Артем
вел себя еще сравнительно адекватно, — Агнию спроси! Агния! Агния,
детка, ты хочешь мороженого?
— А? — потешно тряхнув золотистыми локонами — точь-в-точь как у
матери — девочка оторвалась от чтения и осоловело посмотрела на
отца, явно еще не вернувшись из “Изумрудного Города”.
— Я говорю, мороженое будешь, библиотекарша?
— Ой, буду-буду! — девочка тут же захлопнула книгу, не забыв
однако положить меж страниц закладку. Владимира всегда забавлял
этот переход — как из серьезной, задумчивой второклассницы —
вылитая пионерская староста — Агния за секунду превращалась в
пятилетнюю девочку. Таких обычно рисуют на ретрооткрытках, с
воздушными шариками, плюшевым мишкой и вечной улыбкой на лице, —
Можно мне клубничное! — спохватилась, добавила, — Пожалуйста!
— Молодой человек, — Владимир опустил стекло, — Будьте добры,
клубничное, эскимо и фруктовый лед! Нет, два!
Отсчитав три сторублевки, Владимир тут же содрал фольгу с эскимо
и сунул его себе в рот. По нёбу, а следом и по всему лицу
раскатилось прохладное, приятное онемение.