Телефонный звонок, резкий, как треск сухого сука, расколол ночную тишину кабинета. Игорь Громов вздрогнул, выныривая из вязкой полудремы. Остывший чай в граненом стакане подрагивал, отражая тусклый свет настольной лампы. За окном октябрьский дождь вел бесконечный, заунывный разговор с городом, и его монотонный шепот по карнизу был единственным звуком в мире последние пару часов.
Он поднял тяжелую эбонитовую трубку. Холод пластика неприятно впился в ладонь.
– Громов.
– Товарищ старший следователь, извините за поздний час. Дежурный по городу. У нас труп. В порту, на четвертом причале. Похоже, ваше дело.
Голос в трубке был молодым, нервным, пытающимся казаться официальным. Громов потер переносицу. Тень усталости, въевшаяся в складки у глаз, казалось, стала еще глубже.
– Что значит «мое»?
– Странное там все, товарищ старший следователь. Очень. Патруль нашел. Говорят, не похоже на обычную бытовуху или ограбление.
Громов помолчал, прислушиваясь к треску в трубке и стуку дождя. Порт. Ночь. Странный труп. Эта комбинация не сулила ничего хорошего.
– Высылайте машину. Буду через двадцать минут.
Он положил трубку, и тишина снова сомкнулась, но уже другая – напряженная, полная ожидания. Игорь медленно поднялся. Старое ранение под коленом отозвалось тупой, ноющей болью – верный барометр скверной погоды и долгих ночей. Он подошел к окну. Порт-Арск расплывался в мокрой акварели огней. Силуэты портовых кранов, похожие на скелеты доисторических чудовищ, тонули в густом тумане, который приполз с залива вместе с дождем. Город засыпал, но его темные артерии продолжали жить своей, скрытой от посторонних глаз жизнью. И иногда эта жизнь давала кровавые метастазы.
Он накинул потертую кожаную куртку поверх кителя, проверил, на месте ли пистолет в кобуре, и вышел в пустой, гулкий коридор управления. Эхо его шагов, чуть приволакивающих на левую ногу, металось по стенам, облицованным казенной плиткой, и тонуло в темноте. Война закончилась год назад, но ее запах – смесь пороха, сырости и несбывшихся надежд – казалось, навсегда впитался в эти стены.
«Волга» дежурной части уже ждала у подъезда, ее единственный глаз-фара выхватывал из темноты косые струи дождя. Мокрый асфальт шипел под колесами, отражая неоновые вывески и редкие фонари, как разбитое черное зеркало. Город проносился мимо: величественные фасады с атлантами, держащими на плечах балконы, испещренные осколками, рядом с ними – слепые окна выгоревших зданий, зияющие, как пустые глазницы. Громов смотрел на эту картину не отрываясь. Он любил этот город, его шрамы и его гордую, несгибаемую стать. Он вернулся сюда, чтобы обрести покой, но город, казалось, не был готов его предоставить.
