Дождь за окном был математически точен. Капли одинакового размера, с постоянным интервалом, били в стекло. Лев Зернов смотрел на этот идеальный природный алгоритм и думал о том, как люди умудряются так безнадежно его нарушать. Лгать, прятать, создавать хаос из простых и ясных линий.
Его кабинет – бывшая гостиная в старом фондованном доме – был воплощением порядка. Книги на полках расставлены не по алфавиту, а по темам и частоте использования. На столе, кроме мощного ноутбука, лежали три ручки: черная, красная, зеленая. Для разных типов записей. Рядом – блокнот в серой твердой обложке, уже наполовину заполненный ровными рядами цифр и схем. Это было текущее дело, не криминальное, а гражданское – развод одного олигарха, где нужно было вычислить сокрытие активов. Скучно, но прибыльно.
Лев отпил глоток холодного кофе. Он ненавидел, когда он остывал, но забывал допить. Еще одна человеческая неэффективность.
Звонок в домофон прозвучал как сигнал тревоги в этой тишине. Неожиданно. Клиентов на сегодня не было.
– Да? – его голос был низким, без эмоций.
– Лев Зернов? Мне нужна ваша помощь. Меня прислал адвокат Горский.
Горский был одним из немногих людей в юридическом мире, кого Лев уважал. Не потому что тот был честен – честных там не бывало, – а потому что его ложь всегда была элегантна и логически выверена. Как сложная теорема.
– Входите. Третий этаж.
Он не пошел встречать. Если человек дойдет – значит, дело ему действительно нужно. Если нет – сэкономит время обоим.
Шаги на лестнице были легкие, быстрые. Женские. Но не стучащие каблуками, а скорее мягко шуршащие подошвой по паркету. Два лестничных пролета она преодолела без одышки. Спортивная форма.
Она появилась в дверном проеме, и первое, что подумал Лев – картинка из глянцевого журнала. Но не разворот, а скорее дорогая, минималистичная реклама часов или парфюма. Все в оттенках серого и бежевого: пальто свободного кроя, свитер, брюки. Ни одной лишней детали. Волосы цвета темного меда собраны в низкий пучок, лицо – безупречный овал с высокими скулами и губами, которые, казалось, никогда не улыбались. Глаза. Это он отметил сразу. Слишком большие для этого лица, цвета морской волны, и в них – не страх, не мольба, а холодная, отточенная решимость. Как у хирурга перед сложной операцией.