Леовия Фишер была тонкой натурой. Черты ее лица скорее можно было назвать приятными, чем красивыми. Но выражение ее глаз и несколько приподнятые углы ее рта были обворожительны Знаток женщин сказал бы на первый взгляд, что ее красота не преходяща, но что и в преклонных годах, когда ее волосы подернет седина она будет также нравиться, как и теперь в своей молодости. Совершенством красоты отличались форма ее головы и ее иссиня-черные, густые волосы. Ее грудь была слабо развита, как у девушки, бедра были несколько узки, но она носила башмаки 36 размера и ее руки были бы несомненно прекрасны, если бы она, ведя дома хозяйство, не должна была стряпать, чистить и мыть.
Леония Фишер принадлежала к таким натурам, которые умеют приспосабливаться ко всем жизненным положениям и ко всем людям и никогда не делают ошибок, благодаря прирожденному чувству душевного такта и способности к самопожертвованию, одним словом к таким натурам, которые отзываются на страдания и переживания других и только тогда будут счастливы, когда будут счастливы их окружающие.
Пяти лет от роду Леония Фишер потеряла свою мать и с тех пор совершенно не выезжала из маленького городка Ленцбург. Ее отец все дни простаивал за стойкой в своей москательной лавке, а вечерами сидел в компании угрюмых бородачей в одном из многочисленных трактиров за круглым, тускло освещенным столом и никогда до одиннадцати не возвращался домой. Со смерти своей старшей сестры Леония почти каждый вечер проводила дома со своим рукоделием или с книгой из городской библиотеки и никогда не скучала. Уже семнадцати лет она могла бы сделать хорошую партию. Когда она отказалась от нее, отец стукнул кулаком по столу и назвал ее дурой. В ответ она только тихонько про себя посмеивалась; она ждала, кого ей было нужно, и на остальных не обращала никакого внимания. Когда-же он пришел, она долго не раздумывала, но ухватилась за него обеими руками.
Он был среднего роста, тридцати пяти лет, имел энергичную походку, доходное дело и, что для его невесты имело почти самое важное значение, – умел угадывать ее настроение. Она могла так просто говорить с ним о вещах, которые не имели никакого отношения ни к его делу, ни к москательной торговле ее отца. Молодая пара проводила свой медовый месяц на Гардском озере. Каждый вечер они просиживали рядом на веранде в лучах заходящего солнца, мало разговаривали и, немного стыдясь своей томности, всем сердцем отдавались красоте момента. Когда глаза Леонии встречались с глазами ее мужа, углы ее рта вытягивались в улыбку. Он бросал на нее строгий взгляд, она краснела до корней волос и смотрела на него так умоляюще, как будто бы прося о прощении. В результате их руки встречались в долгом и нежном пожатии. Так повторялось ежедневно до самого заката солнца. Леония наслаждалась своим новым счастьем без всякого жеманства, с искренним самозабвением, но и без всякой оценки или критики личности. Она отдавалась главным образом самому чувству, хотя неоднократно радовалась про себя, что ей удалость найти такого милого и чуткого спутника жизни. Таким она рисовала его прежде в своих мечтах за семь лет одиночества под родительским кровом. Когда, стоя перед алтарем рядом со своим избранником, она произнесла «да», она твердо решила ни на кого не взваливать в будущем ответственности за свое личное счастье. С горячей молитвой она просила Бога защитить ее и ее близких от неожиданных ударов судьбы.
