Все начинается со звука. Не с крика, а с тишины, что гуще и тяжелее любого крика. Он стоит в дверях комнаты сына и слушает эту тишину. За ней – ровное, безмятежное дыхание ребенка. Его мальчик спит, подложив руку под щеку, и в лунном свете он кажется хрупким, почти невесомым.
Когда-то он входил сюда, чтобы поправить одеяло, убрать разбросанную одежду, убедиться, что все по правилам. Сейчас он пришел, потому что не может не прийти. Это его исповедь и его наказание – стоять здесь, в темноте, и чувствовать тяжесть своего отцовского провала.
Он смотрит на спящее лицо и видит в нем не сына, а проблему, которую нужно решить. Не личность, а проект, который нужно завершить. Он видит собственное отражение – уставшее, раздраженное, вечно недовольное. Он стал тем, кого боялся больше всего на свете. Он стал своим отцом.
Именно в этой тишине, под аккомпанемент детского дыхания, его накрывает волна. Не гнева – он привык к гневу. А чего-то гораздо более страшного и беспощадного. Раскаяния. Оно подкрадывается неслышно и бьет точно в сердце, заставляя содрогнуться от осознания простой, ужасающей правды: он калечит собственного ребенка. Не злым умыслом, а привычкой. Не ненавистью, а усталостью. Не кулаками, а словами, которые режут больнее любого ножа.
Он еще не знает, что в соседней комнате, в старом томе, пылящемся на полке, его уже ждет спасение. Не знает, что его собственная мать когда-то, много лет назад, испытывала те же муки и оставила ему единственный ключ.
Пока он просто стоит на коленях у детской кровати. Еще не герой. Еще не исцеленный. Всего лишь сломленный мужчина, который наконец-то увидел пропасть, которую рыл своими руками. И первый, робкий шаг назад от ее края начинается с одного-единственного слова, произнесенного в ночи:
«Прости…»
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ: ГЛУХАЯ СТЕНА
Утро начиналось не со света, а со звука. Со злобного треска будильника в смартфоне, который впивался в сознание Андрея, как раскаленная игла. Он не открывал глаза сразу, лежал неподвижно, пытаясь поймать обрывки сна – теплого, как свежий хлеб, ускользающего сквозь пальцы. Но на смену им уже ползла знакомая тяжесть. Предстоящий день давил на грудь бетонной плитой: совещание в десять, выволочка от заказчика в одиннадцать, просчет сметы, который никак не сходился, и эта вечная, изматывающая гонка. Вечная.
