… Вечерело. Проселочной дорогой иду к дому Бабайцевых. Рассматриваю в темноте крестьянские избы, светящиеся желтоглазыми окнами, прислушиваюсь к голосам на подворье, вдыхаю «сладкий и приятный» запах уносящегося в поднебесье сизого дыма. Ах, эти русские хаты! Как близнецы. В далекие времена они были под соломенными крышами, с подслеповатыми «очами», кизячными или меловыми сараями, плетневыми заборами… А сейчас, что ни жилище, то пятистенник или «крестовик» под железной кровлей и даже уже не с деревянными, а с тяжелыми металлическими воротами.
Именно такие ворота поставили недавно сыновья и на подворье Василия Семеновича. Снесли старые бревенчатые, резные. Много лет простояли они, продежурили. А, поди же, ты: время и их согнуло, накренило. На дрова теперь пойдут.
Открываю калитку – навстречу он, Бабайцев, с охапкой сена, которую нес в хлев козам. В валенках с калошами, в шапке-ушанке, в фуфайке. Разве это не удивительно: и внешне крестьяне тоже, как близнецы – в одинаковой «форме». Василий Семенович засуетился, подхватил под мышку корм, ладонью провел по шершавому лицу.
– Вы уж извините меня, что небритый. Не успел, честное слово. Закрепчал мороз – народ повалил, просят: «Сваляй, Семеныч, валенки, да побыстрее». А ведь не каждый сиюминутно уходит, с кем-то о житье-бытье поговорим, вспомним молодость, о политике потолкуем. Вот и летит времечко. Работы у меня – непочатый край.
– Вы, небось, тоже хотите валенки заказать? – прервав недолгое молчание, спросил он. – Очередь у меня большая. Долго ждать придется. Если не секрет, откуда про меня прослышали, уж не из областного ли радио? Это оно накликало столько людей. Парторг наш обо мне говорил.
Объяснила, зачем пришла, откуда узнала и что, к сожалению, в его продукции не нуждаюсь.
– А зря, – огорчился он. – Мои валенки вам бы понравились. Теплые, долго носятся, для здоровья полезные. В них солнца много. Ведь овцы с весны до осени обласканы и согреты его лучами на пастбищах.
– Да что же мы на улице-то стоим? – встрепенулся Василий Семенович. – У тебя, дочка, поди, уж и ноги к подошвам сапог пристыли. Мне-то и лютый холод нипочем. В валенках – как на печке: тепло и уютно.
Мы прошли с ним во времянку. В углу, у плиты, стояли мешки, набитые валенками. Он нагнулся, достал из-под стола один черный валенок, протянул мне:
