Что можно было ответить единственному племяннику, дабы не солгать и одновременно сохранить государственную тайну? Титулярный советник1 Григорий Денисович Платонов вздохнул, отведя взгляд.
–Почему же вы не остались в Севастополе, Григорий Денисович? – повторно спросил его учащийся Павловского кадетского корпуса, не обращая внимание на подтаявшее мороженое в фарфоровой чашечке.
–Nicolas, это неприлично – в таком тоне обращаться к старшим, – вмешалась Ольга Михайловна Платонова.
На ее живом лице, и в тридцать четыре года сохранившем привлекательность, отразился стыд за поведение сына. Все трое сидели за угловым столиком в кофейне Вольфа и Беранже на углу Невского проспекта и Мойки. После обеда был принесен десерт, и разговор с подачи не по годам рослого, кровь с молоком, двенадцатилетнего Николая свернул на дела минувших дней. Зачисленный в корпус на казенные вакансии, тот, кажется, не считал, что ведет себя плохо. Большие серые глаза с пушистыми ресницами требовательно уперлись в родственника.
–Дав присягу, мы не обсуждаем приказы, – наконец проговорил Григорий Денисович. – Я получил назначение к таврическому губернатору, в Симферополь. Тотчас собрался и выехал.
–Вы могли пойти добровольцем, когда началась осада? – невинно осведомился Николай, не отводя глаз.
–Nicolas! – повысила голос Ольга Михайловна.
Титулярный советник по-прежнему как будто разглядывал что-то за спиной у мальчика.
–Разумеется, я мог подать рапорт, – совершенно серьезно, как равному себе, ответил он. – Но не думаю, что губернатор отпустил бы меня. И потом, следовало завершить начатое дело.
–А почему вы уволились со службы после войны?
Ольга Михайловна, судя по красным пятнам на щеках, предпочла бы сквозь землю провалиться. Но Григорий Денисович вовсе не был шокирован настойчивостью кадета. Он охотно пояснил:
–Я сам задавал себе этот вопрос. Думаю, потому что совершил всё возможное. Вряд ли армия понесла в моем лице сколько-нибудь тяжелую потерю.
Судя по мимике племянника, он разделял прозвучавшее мнение относительно значимости Григория Денисовича для Русской императорской армии. Ибо, кроме всего прочего, внешность бывшего поручика никаких героических ассоциаций не вызывала.
