Она была из тех девушек, чья жизнь кажется
понятной с первого взгляда.
Тихая, спокойная, аккуратная.
Симпатичная, но не так, чтобы бросалась в глаза.
Сдержанная в жестах, внимательная в словах.
Семья у неё была простая – дом, где редко говорили громко,
где никто не торопился спорить, где умели просто молчать рядом.
Мама – мягкая, любящая тепло и порядок.
Отец – чуть хмурый, но спокойный, собранный внутри,
как будто бережно удерживающий свои слова.
Когда кто-то произносил: «Вот она – папина дочка», —
никто не вкладывал в это особого смысла.
Просто знали: они понимали друг друга без слов.
Не из-за тайны или исключительности,
а потому что дышали в одном ритме.
Она не была открытой.
Но и закрытой – тоже нет.
Просто жила внутри, выводя наружу столько, сколько
мир мог удержать, не сломав.
Она училась на втором курсе психологии.
Не потому что это звучало правильно, а потому что всегда
хотелось понимать, что движет человеком изнутри.
Почему кто-то кричит, когда ему страшно.
Почему кто-то улыбается, чтобы не расплакаться.
Почему люди прячут то, что им важнее всего.
Ей не нужно было много объяснений – она видела это сразу.
В аудитории обычно сидела у окна: слушала, наблюдала.
Не та, что спорит, не та, что стремится быть первой.
Просто слышала глубже, чем остальные.
У неё были друзья – немного, но достаточно.
Те, кто ценил её не за разговоры, а за тишину, в которой
можно было отдохнуть от себя.
Они встречались редко, не чтобы заполнить время —
а чтобы побыть.
И после таких встреч оставалось ощущение чего-то
настоящего, тихого, важного.
Иногда вечером, когда комната погружалась в полумрак,
