Синхрон

Глава 1. Человек, который уже умер

Щелчок. Капля. Дыхание. Свет из короба под потолком, будто простуженный, дёргается с короткой задержкой, как если бы кто-то нажимал выключатель в двух местах сразу: здесь и в другом месте, которое наслаивается поверх этой комнаты, чуть правее. Полосы холодного света ложатся на простыню с белёным логотипом – семь сросшихся окружностей, «Хронос», – и Мартин понимает, что они лежат не ровно: одна полоса опережает другую на долю секунды, свет догоняет свет. Он открывает глаза как будто второй раз, и во второй раз видит то же самое, но ярче. Его руки – чужие. Сухие, неровные, с мелкой сеткой сосудов, которые он помнил другими: толще, темнее, моложе. Ему кажется, что он знает их возраст, как знают вкус воды из детства, – и возраст не совпадает. Он пытается поднять левую и видит её движение сразу в двух местах: в настоящем и в блеске металлической стойки для капельницы. В отражении рука поднимается чуть раньше. Или это рука не его? Он уже видел это. Но не так.

Висит капля в трубке, тянется, не решается сорваться. Он следит за ней так, как следят за секундной стрелкой перед стартом, – и в этот момент стрелка воображаемых часов у него в голове делает скачок сразу на две деления, пропуская одно. Два. Четыре. Шесть. Счёт перестаёт быть счётом и становится чем-то вроде шороха. Трубка уходит к венам, повисает полупрозрачной ниткой; она – как часть сети, к которой подключён весь этот холодный подвал: вазельновые стены с полосой тени, щели вентиляции, коридор за стеклом двери, которая называет себя дверью, но больше похожа на экран. Пахнет лекарствами, пылью, старой бумагой и электричеством, которое пережило не одну зиму. Болят мышечные волокна, и боль не целостная – она состоит из мелких, как песок, единиц, которые время по очереди успевает и не успевает регистрировать.

Он не сразу вспоминает имя. Сначала вспоминает звук: Л. С. В. Лисов. Как крошечные стёкла, сдвинутые на ладони. Потом – Мартин. И ещё – что где-то есть голос женщины, который зовёт его по имени, закатывая последний «н» так, будто это шёпот о том, что будет завтра. Вчера – то есть завтра, поправляет себя внутренний голос, и от этого поправления становится холодно, потому что оно пришло слишком легко, как давно знакомая ошибка. Вены в висках пульсируют не в такт сердцу, а в такт капле, которую он продолжает отслеживать – уже не понимая зачем, просто чтобы удержаться в каком-то одном времени.