Устав от вечного шума города, Александр купил старую квартиру в заброшенном доме на окраине. Идеальная тишина. Но очень скоро он понял, что тишина бывает разной. И самая страшная из них – это не отсутствие звуков, а их полное поглощение чем-то, что притаилось за стеной.
Тело старого дома дышало на него сыростью и забвением, когда Александр вставлял ключ в скрипучую дверь. Еще один день, отравленный грохотом перфоратора над головой и воем сигнализации под окном, окончательно убедил его: тишина стоит любых денег. Этот дом, похожий на выцветшую фотографию из прошлого века, продавался за бесценок.
И вот он внутри. Воздух пах пылью и остывшей печкой. Он замер, прислушиваясь. Ничего. Ни гула машин, ни приглушенных голосов из соседней квартиры, ни даже привычного гудения холодильника. Только звон в собственных ушах, который постепенно утих, уступив место абсолютной, бархатной тишине. Он вздохнул с облегчением. Он купил ее. И она была прекрасна.
Первые дни пролетели в блаженном уединении. Он читал, пил чай, глядя в запыленное окно на пустырь, и просто наслаждался покоем. Но к концу недели его восторг сменился настороженностью. Тишина была не просто отсутствием шума. Она была плотной, тяжелой, словно шуба, которая не согревает, а давит. Он ловил себя на том, что ходит по квартире на цыпочках, боясь нарушить это хрупкое, но гнетущее спокойствие.
Однажды ночью он проснулся от того, что не услышал собственного храпа. Шутка, конечно. Но ощущение было странным, будто звук застревал в горле, не желая рождаться. Он встал, чтобы попить воды, и его босые ступни не издали ни единого шороха о потрескавшийся паркет. Это уже было пугающе.
И тогда он заметил стену. Стену в гостиной, которая выходила не на улицу, а, судя по планировке, в соседнюю квартиру. Она была из темного, почти черного дерева, в отличие от всех остальных. Он никогда не задумывался о соседях, предполагая, что дом пуст. Но теперь, прижав ладонь к шершавой, холодной поверхности, он почувствовал… вибрацию. Не звук, а именно вибрацию. Глухое, едва уловимое дрожание, будто по ту сторону дышало что-то очень большое.
С этого момента его жизнь свелась к этой стене. Он подолгу сидел напротив нее, пытаясь уловить закономерность в этой пульсации. Тишина вокруг стала еще гуще, теперь она не просто поглощала звуки – она, казалось, пожирала их. Часы на стене остановились. Стекло в окне не дребезжало, даже когда мимо проносилась редкая фура. Он щелкнул пальцами перед лицом – и не услышал щелчка.
