ПРОЛОГ
Москва. Чудовищный мегаполис, раскинувшийся как гигантская раковая опухоль на теле России. Город-спрут, город-блудница, город-мясорубка. Каждое утро она просыпается с похмелья и жадно глотает новые жертвы. Тысячи, миллионы муравьев снуют по её артериям-проспектам, и каждый думает, что именно он покорит эту суку. Наивные идиоты.
Валерий Положенцев стоял у панорамного окна своего кабинета, и чёрное стекло возвращало ему отражение, искажённое временем и усталостью. Морщины прорезали лицо глубже, чем следовало бы в его семьдесят лет, глаза смотрели из глазниц с пустотой человека, видевшего слишком много. В отражении он видел не себя – он видел череп, обтянутый дорогой кожей, череп, который когда-то был молодым журналистом с амбициями. Семьдесят лет – возраст, когда перестаёшь врать самому себе.
Виски в хрустальном стакане – двадцатилетней выдержки, как и его цинизм – оставило янтарный след на губах. Валерий Иванович повернулся к пустому кабинету. Кожаные кресла стоимостью в годовую зарплату среднего москвича молчали, как свидетели на процессе. На стене – фотографии со звёздами, которых он создал. Или уничтожил. Грань между этими понятиями стёрлась где-то в девяностых.
Его голос, прокуренный до хрипоты, заполнил пустоту кабинета:
– Римляне кричали: «Хлеба и зрелищ!» Наивные дураки. Думали, кровь на арене – это развлечение. Нет, братцы. Это героин. А где героин – там барыги.
– В сказке про Буратино все восхищались деревяшкой с носом. Я ставил на Карабаса – психопата с хлыстом. И на кота Базилио – гения развода. Они знали формулу: контролируешь сцену – владеешь миром. Остальное – детали.
Неоновые огни рекламных вывесок пульсировали в ритме больного сердца мегаполиса, отражаясь в стеклянных фасадах бизнес-центров… Москва никогда не спала, особенно та её часть, что жила ночной жизнью клубов и концертных залов. Его империя.
– В России любой, даже самый честный бизнес, начинается как криминальная история. Как мутная схема, замешанная на обмане и административном ресурсе. Но без тех, кто не боялся ходить по краю, не было бы ни шоу, ни бизнеса. Была бы только серость.
Он встал, подошёл к стене славы – сотни фотографий со звёздами, которых он создал. Или уничтожил. Иногда – одновременно. Провёл пальцем по рамке фотографии с Пугачевой. Восемьдесят шестой год, Варна, фестиваль «Золотой Орфей». Тогда он ещё верил, что можно изменить систему изнутри. Святая наивность.
