The wind howled across the empty dunes outside Abu Dhabi, carrying grains of sand that stung like tiny needles.
Ветер выл над пустыми дюнами за пределами Абу-Даби, неся песчинки, которые жалили, как крошечные иглы.
In 2006, those same dunes swallowed the first blueprints of a city that was supposed to swallow nothing at all.
В 2006 году те же дюны поглотили первые чертежи города, который сам не должен был поглощать ничего.
Masdar City was born from a single, almost impossible promise: to build a place where people could live, work, and breathe without leaving a scar on the planet.
Город Масдар родился из одного, почти невозможного обещания – создать место, где люди смогут жить, работать и дышать, не оставляя шрама на планете.
No cars. No smoke. No waste.
Без машин. Без дыма. Без отходов.
Just silence, shade, and the faint hum of solar panels drinking sunlight.
Лишь тишина, тень и слабое гудение солнечных панелей, пьющих солнечный свет.
Long before Masdar, humans had already tried to dance with nature instead of stomping on it.
Задолго до Масдара люди уже пытались танцевать с природой, а не топтать её.
In the 12th century, the cliff-dwelling Anasazi of the American Southwest carved homes into red rock canyons, letting the stone itself cool their rooms in summer and trap warmth in winter.
В XII веке анаасази, жившие в скалах юго-запада Америки, высекали жилища в красных каньонах, позволяя самому камню охлаждать комнаты летом и сохранять тепло зимой.
Centuries later, the floating gardens of Xochimilco in Mexico fed an entire Aztec capital with crops grown on rafts of reeds.
Спустя века плавучие сады Сочимилько в Мексике кормили всю ацтекскую столицу урожаем, выращенным на плотах из тростника.
Cities, it seemed, could be gentle when they remembered they were guests on the earth.
Казалось, города могли быть добрыми, если помнили, что они – гости на Земле.
But the 20th century forgot.
Но XX век забыл об этом.
Steel and concrete rose higher, engines roared louder, and rivers turned the color of rust.
Сталь и бетон поднимались всё выше, двигатели ревели громче, а реки становились цвета ржавчины.
By the time the new millennium arrived, the air in Delhi tasted like metal, and Los Angeles mornings came wrapped in brown haze.
