Глава 1. Сделка
Виктор Петрович закончил картину и теперь смотрел на нее без слов. Еще один «лучик». Молодая женщина в белом платье, смеющаяся над невидимой зрителю шуткой. Он поймал это выражение лица за долю секунды на званом вечере и потратил месяц, чтобы воссоздать его в масле. Получилось безупречно. И абсолютно пусто.
В тот момент, когда с ним расплачивался довольный заказчик – муж женщины, желавший получить вечную улыбку жены в подарок на годовщину, – в мастерскую вошел врач. Доктор Анатолий, старый приятель, с которым они изредка играли в шахматы. Его лицо было серым и напряженным.
«Виктор Петрович, мне нужно срочно», – сказал Анатолий, не глядя на картину.
Но Виктор Петрович не спешил. Он медленно, с наслаждением профессионала, принимал хрустящие купюры, мысленно уже раскладывая их по конвертам: на коммуналку, на краски, на выдержанный виски. Покупатель, сияя, изливал поток лестных комментариев: «…гениально… душа… вы поймали самую ее суть!..»
Они были Виктору Петровичу ни к чему. Он сам знал, что пишет хорошо. Но вот деньги… Деньги ему нравились. Они были осязаемы, весомы и не лицемерили. Он кивал с вежливой, отрепетированной улыбкой, сделал вид, что ему интересно, и аккуратно сложил горку долларов в ящик старого бюро, чтобы потом убрать в сейф.
«Дело очень срочное», – повторил врач, и в его голосе прозвучала металлическая нота, которую Виктор Петрович раньше не слышал.
Только тогда он показал жестом покупателю, что им пора закончить. Тот, казалось, был только рад – слушать больше ему было нечего, а запечатленная улыбка жены уже была его собственностью. Счастливый, он удалился, унося с собой сияющий холст.
Дверь закрылась. В мастерской повисла тишина, густая от запаха скипидара и масла.
«Год, Виктор Петрович. В лучшем случае».
Слова прозвучали как приговор, высеченный на камне. Не «у вас рак» или «сердце отказывает». Просто – год. Единица. Предел.
Виктор Петрович не шелохнулся. Он будто погрузился в себя, отступил вглубь собственного черепа, оставив тело стоять после мастерской. Он смотрел в одну точку – на темно-бордовый бархат кресла, где минуту назад сидел восторженный мужчина. Деньги в ящике внезапно стали цветной бумагой. Слава – пустым звуком. Вечность, на которую он, казалось, покупал право своими картинами, оказалась срочным вкладом.
