Мальчик, который стал городом

Глава 1. Анатомия Тишины

Тишина, как обнаружил для себя Эррион, имела свою сложную анатомию. Она не была просто отсутствием звука. Она была многослойным существом, состоящим из приглушенных щелчков настенных часов в прихожей, ровного гула процессора в компьютере отца, доносящегося из-за двери кабинета, и далекого, как из другого измерения, смеха с соседней лоджии. Эта тишина была мягким, но неумолимым вакуумом, высасывающим из комнаты все краски и запахи, оставляя лишь блеклые контуры мебели и собственных мыслей.

Эррион лежал на полу, вцепившись взглядом в знакомую трещину на потолке. За годы наблюдений он изучил ее до мельчайших ответвлений. Сегодня она казалась ему особенно глубокой, словно за слоем штукатурки скрывалась не бетонная плита, а вход в иное измерение, где время текло медленнее, а законы физики имели другую, более монументальную природу.

«Эррион, я ушла! Папа на видеоконференции до вечера. Еда в холодильнике, разогрей в микроволновке, три минуты на максимальной, не забудь накрыть крышкой!» – записка от мамы, прилепленная к магнитной доске в виде яблока, была написана тем же деловым, лихорадочным почерком, что и отчеты, над которыми она корпела по ночам. Ее голос, даже запечатленный на клочке бумаги, звучал для него как сигнал тревоги, который нельзя отключить.

Он подошел к окну, и холодное стекло стало еще одной гранью его аквариума. За ним существовал Другой Город. Не тот, что видели все, – не парадный, вылизанный до блеска стеклянно-стальной кокон, а его душа, его изнанка. Дворы-колодцы, заросшие диким виноградом, старинные особняки с облупленной штукатуркой, сквозь которую проступал кирпич, как сквозь кожу – ребра. Арочные переулки, мостовые, выложенные брусчаткой, стертой до бархатистой гладкости миллионами подошв. Это был город, который дышал историей, а не выдыхал углекислый газ прогресса.

Именно туда, в эти каменные легкие, он и направлялся.

Рюкзак был собран с вечера с ритуальной тщательностью: альбом с плотной, шероховатой бумагой, дорогие карандаши разной твердости в жестяной коробке, термос с чаем и два бутерброда, аккуратно завернутые в пергамент. Никаких гаджетов. Оставив телефон на столе, он ощутил странное, щемящее чувство свободы, словно перерезал невидимый канат, удерживающий его у берегов привычного мира.