«La Lumière Perdue: Свет во тьме»

Глава 1. Октябрь 1793‑го: Потерянный свет Парижа

Париж… О, Париж! Город любви, искусства, свободы… в октябре 1793 года он задыхался в агонии. Представьте себе: багровые закаты, отражающиеся в крови на мостовых, и красный цвет революционных знамён, развевающихся над баррикадами, построенными из отчаяния. Воздух, густой от пепла сожжённых надежд и запаха пороха, был удушающим саваном, окутывающим некогда сверкающий город. Французская Республика, новорождённое дитя свободы, пожирала своих детей в безумном танце террора.

В этом хаосе, в тихом сердце Парижа, будто осколок ушедшей эпохи, стоял книжный магазинчик «La Lumière Perdue» – "Потерянный Свет". Его владелец, Жан-Батист Ле Руа, человек с мудрыми, усталыми глазами и сердцем, хранящим искру надежды, был свидетелем гибели мира, который он знал и любил.

Жан-Батист не был воином, не был политиком, не был революционером. Он был хранителем, стражем знаний. В стенах его лавки, словно в священном убежище, покоились труды Дидро, Вольтера, Руссо – книги, чьи идеи некогда разожгли пламя Просвещения, а ныне были объявлены вне закона. Он не произносил громких речей, не размахивал знамёнами. Он делился с миром пищей для ума.

Глава 2. Вечер, изменивший всё

В один из тех промзглых октябрьских вечеров, когда дождь хлестал по мостовой, словно оплакивая город, в магазин ворвалась молодая женщина. Её лицо скрывал глубокий капюшон, но Жан-Батист увидел страх, дикий, первобытный страх, в её тёмных, как полночь, глазах.

– Меня зовут Элоиза, – прошептала она, едва переводя дыхание. – Прошу, дайте мне убежище на несколько дней.

Она была аристократкой, без сомнений – это читалось в её гордой осанке, в манере говорить, в её изящных руках, не знавших тяжёлой работы. Но сейчас она дрожала, словно загнанный зверь, её красота померкла под гнётом страха.

– Я чудом избежала гильотины, – прошептала она, и её голос дрожал, словно осенний лист на ветру. – Но дело не во мне. Я ищу книгу. Редкий манускрипт, обладающий силой, способной изменить ход истории.

Жан-Батист колебался, раздираемый между благоразумием и внутренним голосом. Помочь ей – значило обречь себя и свой магазин на смертельную опасность. Но в глазах Элоизы он увидел не только отчаяние, но и непоколебимую решимость. И ещё кое-что… ту самую искру, ту живую надежду, свет, который он так долго хранил в пыльных страницах своих книг.