Он верил в цифры. В четкие линии графиков, в неоспоримость данных, в безупречную логику физических законов. Его мир был миром формул, где каждой переменной находилось объяснение, а хаос был лишь следствием недостатка информации.
Именно поэтому Арктика манила его. Ледник, растущий со скоростью два сантиметра в сутки. Температура, падающая строго по прогнозам. Даже свирепость бури можно было выразить килопаскалями и метрами в секунду. Это был последний оплот порядка на планете, гигантская лаборатория, где всё подчинялось понятным ему правилам.
Он летел сюда, чтобы убедиться в этом. Чтобы доказать, что даже в сердце стихии царит высшая математика мироздания.
Он еще не знал, что все его формулы – лишь детский лепет на фоне главного уравнения. Что лед хранит не только данные о климате, но и память о временах, когда человек был не наблюдателем, а частью целого. Что ветер несет не просто холодный воздух, а древние знания, которые нельзя прочесть приборами – их можно только почувствовать.
Ему предстояло открыть самую важную переменную в своих расчетах. Ту, что всегда оставалась за скобками. Ту, что билась в его груди под слоем полярной одежды.
Переменную по имени «Жизнь».
И уравнение, которое ему предстояло решить, называлось «Выживание».
Алексей Гордеев, кандидат географических наук, смотрел в иллюминатор вертолёта на бесконечную белую пустыню внизу. Лёд, трещины, редкие тёмные пятна скал. Монотонный пейзаж, лишённый жизни. Именно за этой строгой, чистотой природы геграфии он и приехал. После года в душном мегаполисе, после бесконечных совещаний и интриг в институте, Арктика казалась ему идеальным местом, чтобы прийти в себя. Чистая лаборатория размером с континент.
«Полярная станция «Северное Сияние», – объявил пилот. – Приехали, парни».
Станция представляла собой несколько модулей, похожих на металлические бочки, вмороженные в лёд. Встречал их единственный постоянный обитатель – метеоролог Игорь, мужчина лет пятидесяти с обветренным, как старый мореный дуб, лицом и спокойными глазами.
«Гордеев? Гидролог? – переспросил он, пожимая Алексею руку. – Отлично. У нас тут лёд изучать – не переизучить».
Первые дни прошли в рутине. Алексей собирал пробы, сверлил лёд, снимал показания с датчиков. Всё было логично, предсказуемо. Даже ужасающий холод поддавался расчёту. По ночам он слушал в наушниках Бетховена, заглушая вой ветра за стеной.
