Последний школьный урок

Сидней плавился под тяжестью полуденного солнца. Асфальт на Джордж-Стрит дышал горячим паром, искажая силуэты спешащих по своим ничтожным делам людей. В этот маслянистый, дрожащий воздух ворвался кричащий сгусток солнца – желтый Шевроле Камаро. Дверь распахнулась с хищным щелчком, и на тротуар ступила нога в дорогом ботинке. Из машины вышел капитан Брайн Ронс. Его костюм, сшитый на заказ, казалось, вот-вот треснет на рельефных плечах, а темные волосы блестели от геля, словно мокрое воронье крыло. За его спиной тянулся шлейф из раскрытых дел, женских вздохов и едва уловимого запаха виски. Он был не просто копом. Он был брендом.

– Йоу, Брайн. – Голос, прорвавшийся сквозь вой сирен, принадлежал детективу Харрису – человеку, чье лицо, казалось, состояло из одних только складок усталости. Он махнул рукой, и этот жест был таким же измотанным, как и он сам.

Брайн кивнул, его взгляд скользил по оцеплению, по зевакам, жадно впитывающим чужую трагедию.

– Здравствуй, Харрис. Порадуй меня.

– Три двухсотых, одиннадцать «скоропортящихся». – Харрис сплюнул на асфальт. – Схема – чистейшие ЛИПРИКОНЫ. Сигналка даже не пикнула. Двери распахнуты, как ноги у портовой давалки. Ни единого отпечатка, ни волоска. Словно тут поработали призраки. Такого не было со времен ограбления в Антверпене. Очередной висяк нам на шею.

– ЛИПРИКОНЫ… – Брайн произнес это слово так, будто пробовал на вкус. – Они ведь всегда работали чисто. Никакой крови. Их почерк – стерильность.

– Вот именно. Но схема вскрытия, отключение систем… это их стиль, до последней запятой. Что-то пошло не так.

– Это не «что-то». Это кардинально всё меняет. – Взгляд Брайна стал жестким, как сталь.

– Пошли, покажу тебе кое-что. В самой гуще этого дерьма.

Они двинулись сквозь толпу, которая расступалась перед ними, как вода перед носом ледокола. Воздух был пропитан потом, дешевым парфюмом и животным любопытством.

– Свидетели, те, кто выжил, лепечут, что грабители сцепились между собой прямо в хранилище. – Харрис понизил голос, проталкивая Брайна вперед. – Говорят, грызлись, как псы. Чуть не поубивали друг друга еще до того, как вышли.

– Причину не назвали? Из-за чего такая собачья свадьба?

– Нет. Просто чистая, дистиллированная ненависть.

Холод ударил в лицо, как пощечина. Внутри федерального хранилища царила мертвая тишина, пахло озоном и разрезанным металлом. Гигантская дверь сейфа стояла открытой, словно разверстая пасть титана. Это была не просто сцена ограбления. Это была вскрытая гробница, оскверненная святыня капитализма.