– Ммм, еще целых десять минут до шести…
Ах, эти сладкие минутки перед подъемом, когда молодая чиновница может полежать в теплой кровати. Она смотрит на часы, будто в силах замедлить бег стрелки, растягивает каждую минутку до пяти, чтобы продлить удовольствие понежиться в постели, совсем как счастливая мужняя жена, которая знать не знает, как это вставать по будильнику, впопыхах прыгать по холодной комнате, торопливо одеваться, завтракать и бежать за трамваем…
Когда стрелка немилосердно останавливается на шести, девушка выскакивает из постели. Утренние дела ловко идут своим чередом. За четверть часа растоплена печка. Пока шумит кофейник и потихоньку закипает молоко, она одевается и напевает.
Поет, потому что сегодня суббота, последний рабочий день на неделе, а завтра – желанное воскресенье и утром можно поспать подольше… Она души не чает в своем доме, и домик отвечает ей взаимностью. Здесь комнатка и кухонька, где она в одиночестве проводит время. Каждое утро она вынуждена покидать квартиру, весь день та стоит закрытая, холодная, тихая, и только мерное тиканье часов, как биение пульса, нарушает мертвую тишину. Она не приходит домой в полдень, как многие чиновники. Когда бы ей успеть? Пока она обедает в ресторане, уже половина второго, ей нужно возвращаться в канцелярию… Прежде смотрела она с завистью на женщин в окнах домов, ждущих мужей на обед, им не нужно было никуда выходить, и девушка жалела свою комнатку, такую холодную и заброшенную в полдень, с нетерпением ждала вечера, чтобы заполнить ее шагами и взглядами, согреть все стены и уголочки, дышащие зимним холодом…
Утро, беспокойное и короткое, все же ей мило. Трещит огонь в печке, она ходит туда-сюда, хлопочет по хозяйству как справная женушка, о чем раньше так мечтала, а не о канцелярском столе с кипой бумаг и пишущей машинкой…
Но сегодня утром она поет. Сегодня ее ждет нечто чудесное. О да, она идет в оперу. Они с подругой достали билет на самый верх галерки1, и для нее этот вечер станет ярким праздником, как бал для какой-нибудь дамы.
Ей нравится и эта галерея, откуда она теперь без зависти смотрит на партер2, а в антракте иногда спускается в фойе и гуляет среди дам высшего света из лож3 и бельэтажа4, нимало не отличаясь от них гордым станом и элегантностью. В мягком вечернем свете ее дешевое шелковое платье благородно блестит и грациозно драпирует стройную фигурку.
