Предложение было настолько заманчиво, что даже не верилось. Это было ясно с самого начала. Возможности не валятся на нас с неба, их приходится вырывать зубами и когтями. Ведь я это прекрасно знала. Хотя все‑таки мне хотелось в этом ошибиться.
В то утро дождь, подобно раскричавшемуся младенцу, упорно не хотел утихать. Зонта у меня не было. Поскольку на омнибусе можно было преодолеть лишь часть пути, к моменту своего появления у высоких белых домов я уже насквозь промокла.
Чуть раньше я наступила в лужу, и теперь в левом ботинке хлюпала вода. Я замедлила шаг, дабы убедиться, что иду в верном направлении, но сквозь пелену измороси разглядеть номера домов было сложно.
Некоторое время я бродила, слушая, как капает вода с карнизов, и забавляя себя мыслью о том, чтобы развернуться и отправиться домой. Но наша семья и без того нанесла этим людям серьезную обиду. Лучше уж увидеться с хозяйкой и после получить небольшую передышку, чем прямо сейчас вернуться в тесную комнатенку, где дел всегда невпроворот.
Когда мне наконец удалось отыскать дом под номером тринадцать, оказалось, что он ничем не отличается от соседних домов: три этажа, стены из белого кирпича и сланцевая крыша с мансардными окнами. Из окошка детской на самом верху выглядывала девочка лет шести с ангельским личиком. Стекавшие по стеклу капли дождя издалека походили на струящиеся по пухлым щечкам слезы. Я махнула ей рукой. Девочка не успела ответить на мое приветствие, потому что в окне появилась чья‑то рука, повернула ее за плечо и плотно задернула штору.
Меня это не удивило. Люди благородного происхождения приучают своих детей к сдержанности с самого юного возраста, и, возможно, правильно делают.
Дверь парадного входа блестела черным лаком, как начищенный ботинок. Такие, как я, туда заходить не должны. Поэтому я ухватилась за скользкие металлические перила и спустилась по лестнице в цокольную часть дома. Не сказать, что я нервничала; нервное возбуждение подразумевает надежду на благополучный исход. Я же просто устало тащилась, как загнанная лошадь на живодерню. Хоть миссис Дайер и оформила свою просьбу в виде приглашения на чай, в действительности это могло быть лишь внешним проявлением благородного воспитания. Могло статься, что ничего хорошего она не скажет. Единственное, для чего она могла бы меня разыскивать, – это ради сообщения очередного плохого известия.
