Драматург Генри Уизеринг в очередной раз уныло взглянул на величественный пейзаж и развалился на пассажирском сиденье универсала.
– Дорогая, долго нам еще ехать? – жалобно спросил он.
– Долго, – бодро ответила его невеста, Присцилла Халбертон-Смайт. – Но мы точно будем дома до темноты.
Генри подумал, что, судя по тому, какой долгой и изнурительной была дорога, они наверняка уже проехали Шотландию и выехали за полярный круг. Он вдруг понял, что слишком подавлен пейзажами и слишком удручен переменой, произошедшей из-за них в Присцилле, чтобы что-то говорить вслух, и вместо этого решил – лучше немного поспать. Долго не думая, он закрыл глаза и начал вслушиваться в гипнотическое шуршание дворников, но сон все не приходил. Шотландия зарезала весь сон.
Не то чтобы он, человек, который родился и вырос в Англии, никогда не бывал в Шотландии. Просто раньше он никогда не ездил так далеко на север.
– Небо проясняется, – раздался холодный, слегка насмешливый голос Присциллы. – Посмотри же. Пейзаж просто великолепен.
Генри неохотно открыл глаза.
Солнечный свет заливал пустынные отвесные склоны возвышающихся по обе стороны гор. Когда облака рассеялись, Генри посмотрел наверх, на величественные пики, а затем оглядел открывающуюся перед ним картину: мокрое стадо овец и мрачную вересковую пустошь.
Солнце светило все ярче, поднялся ветер. Вдоль дороги извивалась река, вода переливалась, сверкая красным и золотым. Затем пейзаж скрылся из виду, когда они въехали в горный проход. Сбоку от дороги со стороны Генри низвергался водопад, неумолимый поток ревел ему прямо в ухо, когда они проносились мимо.
Краем глаза Генри взглянул на Присциллу. Было что-то пугающее в женщинах, которые умели так хорошо водить. Они выехали из Лондона на рассвете, и все шестьсот сорок миль пути она провела, откинувшись на спинку сиденья и расслабленно положив руки на руль. Она была одета в бежевые вельветовые брюки и кремовую шелковую блузку. Светлые волосы она убрала в хвост, крепко затянув его платком от «Эрмес». Она выглядела утонченно и элегантно. Однако Генри казалось, что чем ближе они подъезжали к дому Присциллы, тем оживленнее она становилась, будто предвкушала что-то очень увлекательное и никак не связанное с ним самим. Он привык к изящной и уступчивой «лондонской» Присцилле. После свадьбы, решил Генри, он настоит на том, чтобы она больше никогда не садилась за руль и не носила брюк. Впервые он задумался, не окажется ли Присцилла одной из тех ужасных провинциальных аристократок, которые заправляют всем в округе и выступают на открытиях всех празднеств. Он снова раздраженно закрыл глаза. Она даже не думала о нем – в этом он был уверен. Однако он ошибался.
