Двухэтажный домик, построенный с намёком на средневековье – на замок – с башенками, стрельчатыми окнами, розетками цветного стекла, готическими дверями-стрелами, внутренним убранством, каминами и каменными плитами пола – всё было сделано для привлечения туристов. Гостиница на границе леса, а в километре от неё начинались торфяные болота, а чуть дальше текла полноводная большая река; ещё дальше, если идти через лес, начиналась холмистая местность, перемежающаяся с равнинами, на которых и из которых торчали столбы настоящих скал – скал, окрашенных в малиновый цвет июльского заката. Край располагал к туризму, тем более что про него ходило немало легенд. Вот и решил один предприимчивый гражданин по фамилии Семёнов, а по имени Владимир Владимирович, открыть гостиницу и водить доверчивых туристов по всяким выдуманным и не выдуманным местам силы, точкам поворота времени, и знакомил с остальной всяческой чертовщиной. Семёнов, сам любитель всего мистического, ещё и спиритические сеансы устраивал, показывал по ночам культовые фильмы ужасов, а, как апогей, устраивал походы на берег реки, в то место, где на небе открывалось окно в другой мире, и где появлялся каждый второй и четвёртый четверг месяца мираж золотого города. Но два года назад в гостинице случилась трагедия – были убиты все одиннадцать постояльцев, на тот момент гостивших в «Замке у леса».
Два года гостиница пустовала, а сегодня ночью, в годовщину первого убийства, накануне полночи, в окнах первого этажа зажегся свет, да не простой, а потусторонний – с голубоватым оттенком.
В общем зале, трапезной, со стенами закрытыми деревянными панелями с искусно вырезанными на них сценами средневековой охоты на оленей, кабанов, лосей и прочую лесную живность, за длинным, тяжеловесным столом из морённого дуба, на лавках, сидели одиннадцать человек – сидели и молчали, все со скорбными застывшими масками вместо лиц, все сидели в одинаковых позах – ожидания, – а перед ними на чистой белой скатерти стояли пустые миски и тарелки, лежали столовые приборы, сверкали стаканы и рюмки. Освещало неурочное собрание бледное свечение, как будто запутавшееся в многочисленных железных рогах большой люстры, висевшей прямо над центром стола. Напольные часы, копирующие форму гостиницы, дано никто не заводил, они стояли два года, их механизм пылился. Но вот в них защёлкали шестерёнки, цепи, поднимая гирьки, зацокали, и стрелки, как руки моряка, передающего сигналы встречному кораблю флажками, полетели в разные стороны, пока не сошлись в одной точке, наверху – наступила полночь, раздались отдающие медью двенадцать ударов.
