Посвящается Бобу и Чернышу, моим знакомым собакам с трагической судьбой.
Глава 1. Дом
Иногда счастье пахнет древесным дымом и мокрой шерстью. Тёплое, неброское счастье, которое не требует доказательств и не нуждается в чужом взгляде. Именно такое счастье жило в маленьком домике на окраине Честера-Милла, города, который будто забыл, что вокруг – двадцать первый век. Здесь всё оставалось старомодным, как старая пластинка, поцарапанная, но всё ещё поющая.
Дом стоял на пригорке, окна его глядели в сторону озера, а за домом тянулся узкий просёлок, который весной превращался в кашу из глины и талой воды. Но сейчас был октябрь – золотой, спокойный, добрый октябрь. Листья кленов вспыхивали на солнце, будто кто-то разлил керосин и поджёг небеса. В воздухе пахло сухой листвой, старой бумагой и яблоками, которые дозревали в саду, раскинувшемся за домом.
Лайла лежала у камина. Огонь потрескивал, словно рассказывал ей истории, которые она не понимала, но всё же слушала с преданным вниманием. Шерсть у неё была густая, золотисто-рыжая, с белыми отметинами на груди и лапах. Глаза – янтарные, умные, немного печальные. Такой взгляд бывает у тех, кто уже понял: любовь – это не слова, а запах, шаги, дыхание рядом.
– Эй, девочка, – сказал Джордж Холлоуэй, её хозяин, садясь в кресло. Его движения были медленными, осторожными, как у человека, привыкшего слушать собственное сердце. – Хорошая ты собака. Самая лучшая.
Лайла приподняла голову, посмотрела на него и тихо вздохнула. Она знала, что эти слова – не просто звуки. В них было всё: и нежность, и благодарность, и что-то вроде извинения. Джордж часто извинялся, хотя никогда не говорил этого прямо. Просто касался её головы ладонью, и в этом прикосновении было больше смысла, чем в длинных речах.
Он был стариком, но не тем, кто разваливается под тяжестью лет. Джордж сохранил ту особенную выправку людей, выросших в середине прошлого века – сдержанную, упрямую. Когда-то он работал почтальоном, и, возможно, поэтому знал все дороги в округе, каждое дерево, каждую калитку. Теперь он жил один. Жена умерла много лет назад, детей не было. Только Лайла – да еще старая радиоантенна на крыше, которая трещала в ветреные ночи, будто кто-то звал его по имени.
По вечерам Джордж читал книги. В доме пахло бумагой, старым кофе и немного – лекарствами. Лайла лежала у его ног, слушала шорох страниц, и ей казалось, что это и есть смысл всего. Она не знала, что такое одиночество. Для неё существовало только это: пламя в камине, медленный голос хозяина, стук ветра в ставнях.
