Он помнил каждый звук того вечера с болезненной, почти мистической ясностью, словно кто-то выжег его раскаленным клеймом на холсте памяти. Дождь. Не тот ласковый, шепчущий уфимский дождик, под который так сладко засыпать, а яростный, исступленный ливень, барабанивший по лобовому стеклу его казенной «Лады-Приоры», словно требуя немедленной исповеди. Дворники, надрываясь, размазывали по стеклу свет фонарей, превращая их в мерцающие нимбы, а капли врезались в металл с коротким, надрывным стуком, будто пытались взломать его мысли, добраться до клубка ледяного ужаса, сковавшего его нутро.
В салоне стоял запах мокрого асфальта, приторной «морской свежести» дешевого освежителя, давно превратившейся в едкую химическую вонь, и страха. Густого, металлического, до боли знакомого запаха человеческого страха. Он исходил от семнадцатилетней Арины Зайцевой, съежившейся на пассажирском сиденье, утонувшей в его потертой кожаной куртке. Куртка казалась непомерно большой, и девушка, поджав под себя ноги, казалась маленькой испуганной птичкой. Она не плакала, но ее била дрожь. Мелкая, судорожная дрожь пробегала по всему телу, словно волны ледяного моря, не от холода – от осознания того, что мост сожжен, пути назад нет.
«Они знают, что я к вам пошла», – прошептала она, и ее голос сорвался, превратившись в хриплое, чужое подобие. Она сглотнула несуществующие слезы, судорожно сжимая коленки побелевшими пальцами. – «Он сказал… он сказал, что у него везде глаза».
«Он» – это был Артур Валеев. Харизматичный, лощеный, тридцатилетний лидер молодежного клуба «Горизонт», гнездившегося в отреставрированном старинном особняке в самом сердце Уфы. Формально – центр личностного роста, творческие мастерские и психологические тренинги для подростков. Неформально – тщательно замаскированная, жестко иерархичная секта, в чьих темных углах обретался самый настоящий, старомодный и оттого еще более жуткий дьявол. Ильдар Гарифуллин, тогда еще майор Следственного комитета, не просто занимался этим делом – он жил им, дышал им, чувствовал его пульс. Он потратил месяц, выстраивая хрупкую, сложную конструкцию, шаг за шагом пробираясь к запуганным подросткам, собирая по крохам улики, нащупывая тонкие нити правды. Арина была его главной надеждой, его звездным свидетелем. Она не просто вращалась в орбите «Горизонта» – она была одной из приближенных, «избранных». Она видела все. Видела, как Валеев, с его гипнотическим, бархатным голосом и пронзительным взглядом, методично, словно опытный кукловод, толкнул в пропасть ее лучшую подругу, Лену Соколову. Как он заманивал новых адептов в свои сети, выбирая самых уязвимых, самых одиноких, самых отчаявшихся. Как ломал их волю, внушая чувство вины, ничтожности и предлагая единственное спасение – «освобождение» в жутком ритуале, который он называл манящим «Взлетом Кита».
