Дождь начался за три километра до городской черты – тихий, настойчивый, как будто небо знало, что я еду сюда не по своей воле. Я смотрел в лобовое стекло, где капли сползали по стеклу, как слёзы, и думал: зачем я вообще согласился?
Письмо лежало на пассажирском сиденье, завёрнутое в прозрачную папку. Бумага пожелтела по краям, будто её держали в руках слишком долго.
В понедельник утром пришло письмо от нотариуса.
Бабушка умерла три недели назад, и по завещанию дом переходил мне.
Я собирался проигнорировать это – продать через агента, не ступая туда ногой.
Но когда я вынул документы из конверта, между бумагами лежал листок.
На нём, детским почерком, с торчащими палочками, было написано:
«Ты обещал вернуться. Ты обещал всё исправить.»
Я не узнал почерк сразу – не потому что забыл, а потому что забыть был единственным способом жить.
Городок назывался Вереск. Никто не жил здесь уже двадцать лет. Железная дорога заросла, школа превратилась в руины, а церковь в гнездовье ворон. Но дом стоял. Прямо на холме, как зуб, торчащий из десны. Краска облупилась, крыльцо покосилось, но окна все до одного смотрели на меня. И в каждом, мне показалось, мелькнуло отражение ребёнка.
Я не брал с собой многое: рюкзак, фонарь, бутылку воды и старый альбом для рисования, который нашёл в шкафу ещё вчера. Не знаю, зачем я его взял. Может, надеялся, что пустые страницы помогут мне вспомнить, что на них когда-то было.
Ключ скрипнул в замке – тот самый, что бабушка вручила мне в семь лет и сказала: «Если что-то случится, запри дверь и не выходи. Дом защитит тебя.»
Я тогда не понял. Теперь, тем более.
Внутри пахло пылью, мелом и чем-то сладким, почти гнилым. В прихожей стоял зеркало в раме в виде солнца. Я взглянул в него и на миг увидел себя в пижаме, с растрёпанными волосами и мелом в руке.
Моргнул. Отражение стало взрослым. Но уголок рта всё ещё дрожал, как у испуганного мальчика.
– Привет, Элиас, – прошептал кто-то за моей спиной.
Я резко обернулся. Никого. Только коридор, уходящий в темноту, и на полу – маленький красный мелок.
Он лежал прямо посреди досок, будто его только что выронили.
Я не тронул его.
Но когда я прошёл мимо, мелок покатился за мной.