Глава 1: Братья Пепла
Оранжевое небо Валгаллы никогда не знало истинной темноты. Ночь здесь была условностью, время – понятием абстрактным, измеряемым не сменами светил, а гудками смен на бесчисленных рудниках и плавильных комбинатах. Вечный сумрак, окрашенный в ядовитые тона охры и ржавчины, подсвечивался заревами гигантских домен, где при температуре в тысячи градусов плавилась порода, чтобы извлечь из нее драгоценные крупицы Кайбера – редкоземельного металла, бывшего кровью, плазмой и нервной системой технологий далекой, почти мифической Земли. Воздух был густым и тяжелым, имел вкус озона, расплавленного металла и чего-то химически-приторного, что разъедало легкие и оставляло металлический привкус на языке даже в закрытых, фильтруемых помещениях. Это был воздух планеты-шахты, планеты-завода, чье единственное предназначение заключалось в том, чтобы умирать, питая ненасытную утробу чужого процветания.
В жилом секторе №17-Г, одном из сотен идентичных бетонных ульев, в крохотной, но отчаянно уютной квартирке, пахшей старой проводкой, дешевым растворимым кофе и тщетными попытками вырастить в гидропонной установке зелень, обитали два брата, олицетворявшие два непримиримых полюса жизни колонии.
Старший, Элиан Варгас, двадцати восьми лет от роду, сидел перед потрескивающим, допотопным монитором, доставшимся ему еще от отца. Его лицо, обычно озаренное мыслью, сейчас было искажено гримасой тихой ярости. На экране мерцали карты экологической деградации Валгаллы, составленные им самим по украденным или полученным из-под полы данным. Ярко-алым цветом на них ползли, как проказа, зоны полного опустошения – бывшие моря, высохшие до растрескавшихся солончаков; леса, превращенные в поля серной пыли; реки, отмеченные черным, как ядовитые артерии мертвого организма. Он был инженером-экологом по образованию и призванию, и каждый день для него был пыткой – он видел не просто планету, он видел живого, истязаемого великана, слышал его тихий, поскрипывающий стон в гуле вентиляции и видел его кровь в оранжевых струях отходов, сливаемых в некогда плодородные долины. Его ярость не была горячей и слепой. Она была холодной, закаленной, как сталь, и направленной, как лезвие скальпеля. Он копил её годами, бережно, словно боеприпасы для орудия, которое однажды должно будет выстрелить.
