Памятник
В сквере на одной из площадей Будапешта высится бронзовое изваяние человека в сутане с протянутыми вперёд руками и предупреждающе поднятыми ладонями. Всей своей позой он как бы говорит: стойте, одумайтесь, не умножайте зла. Но кого пытается он оградить своими безоружными ладонями?
Человек этот католический епископ города Дьёр отец Вильмош Апор, расстрелянный советскими солдатами-«освободителями» в тот момент, когда он и его 17-летний племянник пытались спасти от насильников одну из девушек, укрывшихся в подвале епископской резиденции, и замеченную ими. Это случилось в священную для всех христиан Страстную пятницу, 30 марта 1945 г. Через два дня от полученной раны епископ скончался. Племянник погиб на месте.
Не знаю, подсудны ли Небесному Суду безбожники, хладнокровно расстрелявшие священника и несовершеннолетнего юношу, пытавшихся помешать удовлетворению их чёрных инстинктов, но от земного суда они, по всей вероятности, ушли, оставшись неузнанными и не наказанными.
…А в тысяче километров от Дьёра, на братском кладбище немецкого города Пренцлау, покоится прах капитана Михаила Рейфа, брата моего отца, пришедшего сюда в составе своего эвакогоспиталя, где он служил начальником вещевого отделения, и волею судьбы оказавшегося по одну сторону баррикад с венгерским епископом. Он тоже был застрелен подобной же нелюдью и умер от раны сутки спустя после Дня Победы. Но если высокопоставленный деятель Церкви удостоился памятника и памяти благодарных потомков, то скромного офицера сегодня уже не помнит никто, кроме самых близких, да, может быть, спасённых им женщин, если кто-то из них еще жив…
О бесчинствах советских солдат на отвоёванных у фашистов сопредельных территориях у нас стало известно сравнительно недавно. Как писала Александра Свиридова («Зарубежные записки» 2005, № 2), «послевоенный СССР создавал культ героя, воина-освободителя, замалчивая его недостойные поступки. Хотя многие знали – и в первую очередь сами воины, что наряду с Неизвестным Солдатом-героем был Неизвестный Солдат-мародёр. И зачастую это был один и тот же человек».
Но если о вандализме и грабежах местного населения кое-какие сведения всё же просачивались, то о масштабах насилия до недавнего времени неизвестно было почти ничего. И ещё меньше знали мы о тех из военнослужащих, кто попытался этому воспрепятствовать. Впрочем, таких были единицы. Один из них – Лев Копелев, поплатившийся за свой протест не жизнью, но свободой. Большинство же знали, но молчали. А на каком уровне всё это покрывалось, видно хотя бы по той реплике, что была брошена Сталиным в ответ на обращение Международного Красного Креста, попытавшегося донести до него эту информацию. Вождь даже счёл возможным слегка пошутить: «Не надо пытаться представить забавы советских солдат как насилие и издевательство над немецким народом». Вот на каких весах была взвешена судьба венгерского епископа и советского капитана.
