Сергей Орлов любил порядок. Он любил ровные столбцы цифр, сходящиеся до последней копейки балансы и тишину своего кабинета на сорок втором этаже башни «Генезис», когда город внизу уже зажигал свои ночные огни. Порядок был синонимом безопасности.
В ту ночь он задержался. Не из-за аврала, а из-за одной мелочи, которая не давала ему покоя – крошечной погрешности в отчётах дочернего фармацевтического подразделения. Сумма была ничтожной для корпорации, но она была, и это нарушало идеальную гармонию его мира.
Он потянул за эту ниточку, и клубок начал разматываться. Деньги уходили на засекреченный внутренний счёт под кодовым названием «Химера». Официально – на «исследования перспективных препаратов». Но что-то в структуре транзакций было неправильным. Оно было нелогичным, хаотичным, словно кто-то пытался намеренно запутать следы.
Любопытство, профессиональное упрямство аудитора, заставило его копать дальше. Он нашёл лазейку в системе безопасности сервера – временный пароль, оставленный системным администратором после недавнего обновления. Он ввёл его, и на мгновение ему стало страшно, словно он заглядывал в замочную скважину, за которой скрывалось нечто запретное.
Папка «Химера» открылась.
Внутри были не финансовые отчёты. Там были медицинские карты, графики и несколько видеофайлов с неразборчивыми названиями. Он кликнул по первому.
Картинка на экране была мутной, снятой на дешёвую камеру. Стерильные стены. Металлическое оборудование. А потом он увидел клетки. И в клетках были дети. Дети разных возрастов, одетые в одинаковые серые робы. К одному из них подошёл человек в белом халате и сделал укол. Ребёнок закричал. Это был не плач, а полный ужаса, нечеловеческий визг.
Орлов отшатнулся от монитора, опрокинув чашку с остывшим кофе. Коричневая жидкость растеклась по столу, нарушая идеальный порядок. Он чувствовал, как ледяной пот стекает по его спине. Его руки затряслись.
Он должен был закрыть файл. Выключить компьютер. Забыть. Сделать вид, что ничего не видел, и жить дальше своей спокойной, упорядоченной жизнью.
Но перед его глазами встало лицо его собственной дочери, Лизы. Её улыбка, её веснушки на носу. Он представил её на месте того кричащего ребёнка, и его мир, такой надёжный и безопасный, раскололся на миллион острых осколков.
