Глава первая. Пыль на конверте
Она всегда ненавидела эти визиты в старую квартиру. Не то чтобы там было что-то плохое – напротив, слишком много было хорошего, законсервированного, как насекомое в янтаре, и от этого становилось невыносимо грустно. Воздух в квартире был густым и неподвижным, пропахшим пылью, старой бумагой и тишиной – особым сортом тишины, которая наступает после того, как замолкает главный голос.
Анна закрыла за собой дверь, повернув ключ два раза. Звук показался ей неестественно громким в полной безмолвии прихожей. Она повесила пальто на вешалку, ту самую, дубовую, с резными шариками на концах, за которую она цеплялась в детстве, когда отец поднимал её, чтобы снять с верхней петли её курточку. «Осторожно, Анечка, не сломай», – слышалось ей его спокойный, ровный голос. Отца не было уже три года. Теперь и мамы не было четыре месяца.
Квартира замерла в ожидании, которое никогда не сбудется. Анна прошла в гостиную, её шаги глухо отдавались по паркету. Солнечный луч, робкий в этот ноябрьский день, пробивался сквозь щель в тяжёлых портьерах, выхватывая из полумрака танцующие пылинки. Она не стала открывать шторы. Не было сил нарушать этот музейный покой.
Она приехала с одной-единственной целью – разобрать мамин секретер. Та самая вещь, которую она всё откладывала. Комод, шкафы с одеждой – всё это было разобрано сразу после похорон, с каким-то почти истерическим рвением, чтобы не оставлять себе времени на горе. Но секретер… Секретер был святыней. Мама проводила за ним долгие часы, писала письма (кто вообще пишет письма в двадцать первом веке?), разбирала счета, листала старые альбомы. Прикасаться к нему казалось кощунством.
Но жизнь брала своё. Квартиру нужно было продавать. Решение далось нелегко, но оно было единственно верным. Жить здесь она не могла, а содержать «музей памяти» – непозволительная роскошь для скромного бюджета редактора провинциального издательства.
Анна подошла к секретеру. Он был красивым, старинным, из тёмного ореха, с откинутой крышкой, за которой скрывалось множество потайных ящичков и отделений. Она провела ладонью по гладкой, отполированной до зеркального блеска поверхности. Пыль легла тонким, бархатистым слоем. Ещё одно доказательство окончания эпохи.
Она села на мамин стул, почувствовав под собой прохладу кожицы. С чего начать? С верхнего ящика. Внутри царил образцовый порядок, который так любила её мать, Лидия Петровна. Папки с аккуратно подписанными ярлыками: «Квитанции ЖКХ», «Налоги», «Гарантии». Анна откладывала их одну за другой в картонную коробку, поставленную рядом на пол. Ощущение было странное, будто она роется в чужой жизни, хотя это была жизнь самого близкого ей человека.
